Уилбур Смит - Неукротимый, как море
Согнувшись над радиостанцией, он силился хоть что-нибудь разобрать сквозь рычание и треск атмосферных помех. Вроде бы послышался слабенький голос, Николас повторил вызов, опять прислушался, вновь повторил… Да, голос есть, но настолько тихий и неразборчивый, что не удавалось понять ни слова.
Тут над головой простонал рвущийся металл. Николас уронил микрофон и, едва справляясь с качкой, выбрался на ходовой мостик. Очередной оглушительный грохот, могучее сотрясение — и все уставились на металлическую крышу над головой. Дрожащее перекрытие просело, получило второй удар, и на мостик с душераздирающим скрежетом обрушилась спутанная масса перекрученных стальных конструкций, тросов и кабелей и дико закачалась за лобовыми обзорными окнами.
Ник почти немедленно догадался, что это.
— Радарная мачта! — вскрикнул он. Эллиптический диск антенны повис на толстом кабеле… Ветер сорвал себе эту погремушку, и она летучей мышью унеслась прочь, скрывшись за вихрящимися белыми занавесками шторма.
В два прыжка Ник достиг радарной консоли, взглянул на темный, мертвый экран. Танкер потерял глаза, а шторм, как ни удивительно, продолжал наращивать силу.
Шквальный порыв ударил в квадратный ящик ходового мостика, и спрятавшиеся там люди в ужасе прикрыли головы руками.
В следующий миг раздался вопль Дункана: он что-то орал Николасу, тыча пальцем в индикаторы пульта управления. Обхватив кожух радара обеими руками, Николас выпрямился и бросил взгляд в ту сторону. Скорость относительно дна резко изменилась — лаг показывал восемь узлов, а глубина составляла девяносто две сажени.
Николас испытал ледяную хватку отчаяния, которая сдавила все его внутренности. Танкер под ногами вел себя не так, как раньше: он словно был охвачен смертельным ужасом — и это говорило о том, что шквал, сорвавший радарную мачту, натворил и других бед. Ник догадывался, о чем идет речь. От одной мысли об этом его чуть не стошнило, однако лучше во всем убедиться самому, требуется абсолютная уверенность… Цепляясь за штормовые поручни, он двинулся к лифту.
Люди на мостике не спускали с Николаса глаз, однако даже с расстояния в двадцать футов его слова тонули в ураганном реве, и он не мог объяснить им, в чем дело.
Первым сообразил один из матросов. Он оторвался от штурманского стола и, перебирая руками, добрался до Николаса.
— Молодец! — Ник подхватил его под локоть, помогая устоять на месте.
Нос «Золотого рассвета» подкинуло очередным могучим валом, корма провалилась под ногами, и они кубарем ввалились в распахнувшиеся двери. Во время спуска их мотало по стальному гробу лифтовой кабинки, и даже в глубоких недрах танкера приходилось надрывать голос.
— Буксирный канат! — прокричал Николас на ухо напарнику. — Проверим буксирный канат!
Выбравшись из лифта, они по центральному проходу достигли выхода на главную палубу, однако когда Николас попытался открыть двустворчатую дверь штормового тамбура, у него ничего не вышло — давление ветра было слишком сильным.
— Помоги! — крикнул он матросу, и они навалились всем своим весом.
Едва показалась крошечная щель, внутреннее разрежение мгновенно заполнилось воздухом, шквальный порыв ударил по трехдюймовым створкам красного дерева и без малейших усилий сорвал их с петель, швырнув в темноту подобно небрежно сброшенной паре игральных карт. Ветер выхватил мужчин из дверного проема и распластал по палубе, где ледяной потоп принялся терзать их лица под стать размолотым стеклянным осколкам.
Николаса потащило по настилу, и он ударился о кормовую леерную стойку с такой силой, что ему всерьез показалось, будто раздавлена грудная клетка. Ничего не видя, давясь соленой водой, он лежал у борта, беспомощный как младенец, едва-едва различая доносившиеся тонкоголосые вопли. Встряхнувшись от этого звука, Николас медленно подтянул под себя колени и привстал, отчаянно цепляясь за леер.
Где-то за бортом голосил матрос, но добраться до него можно было только на четвереньках, придерживаясь за натянутые штормовые тросики. Часть леерного ограждения была сорвана и свешивалась наружу — за нее-то и уцепился несчастный. Подхваченный ветром, матрос, должно быть, всем своим весом угодил на релинг, снес его и теперь висел, зацепившись одной, согнутой в локте рукой, потому что другую руку ему вывернуло в плечевом суставе и она болталась по ветру в каком-то безумном приветствии. Матрос увидел Николаса и еще шире разинул вопящий рот, где виднелись пеньки сколотых передних зубов, перемазанные багрянцем, словно он только что сжевал полгорсти черной смородины.
Ник лег на живот и протянул ему руку, но в этот миг налетел еще один сильный шквал и выдернул поврежденную секцию ограждения из борта — вместе с вцепившимся в нее человеком. Они мигом исчезли в слепящей белой мгле.
Николаса выволокло на самый край. Изо всех сил он ухватился за соседнюю стойку и понял, что она тоже начинает гнуться и выворачиваться с корнем. Привстав на колени, чуть ли не срывая ногти, корябавшие палубу, он пополз от манящего разрыва, а ветер хлестал по лицу, ослепляя и не давая вздохнуть. Ник на ощупь добрался до кормового кнехта и, словно пылкий любовник, обхватил ледяную чугунную тумбу обеими руками, после чего вытошнил морской водой, которую ветер вбивал в ноздри, рот и глотку.
По-прежнему ослепленный, Николас зашарил в поисках плетеной стали главного буксирного каната «Колдуна». Есть! Пальцами одной руки не обхватишь… да, это он! В душе встрепенулась надежда.
Канат по-прежнему на месте, заведен на кнехт и дополнительно закреплен дюжиной нейлоновых строп. Николас пополз вдоль буксира — и тут же понял, что радость оказалась преждевременной. Нет натяжения. У оконечности палубы буксир просто свисал за кормовой срез, а не уходил нитью в белизну, где их должен был придерживать «Колдун», играя роль своеобразного плавучего якоря.
Да, произошло именно то, чего Николас так боялся: шторм оказался слишком силен, и стальной канат лопнул, как хлопчатобумажная нитка. Лишенный управления «Золотой рассвет» болтался сам по себе, быстро загоняемый диким ветром на берег.
Внезапная усталость пробила тело до самых костей. Закрыв глаза, Ник лег на палубу, цепляясь ослабевшими руками за обрывок буксира. Ветер хотел скинуть его за борт, пузырем раздувал штормовую робу и хлестал по лицу. Как просто было бы сейчас разжать пальцы, а там будь что будет… Потребовалась вся сила воли, чтобы подавить самоубийственный позыв.
Медленно, как искалеченное насекомое, Ник переполз через комингс разбитого дверного проема в центральный проход кормовой надстройки — но буря не хотела так просто его отпускать. Ветер метался по коридору, ревел, швырялся дождем и морской водой, заливая настил и вынуждая хвататься за что попало пьяными, нескоординированными движениями.
