Гэри Дженнингс - Ацтек. Том 2. Поверженные боги
— Но почему?
Куаутемок пожал плечами:
— Уж не знаю, что здесь сыграло роль… Уязвленная гордость? Мстительная злоба? Наверное, Мотекусому взбесило то, что его подданные, без его участия и не испросив его дозволения, задумали сами избавиться от непрошеных гостей. Но каковы бы ни были истинные причины, он теперь заявляет, что не потерпит нарушения мира, заключенного им с Кортесом.
У меня вырвалось крепкое словечко, которое я бы раньше никогда не позволил себе применить по отношению к Чтимому Глашатаю.
— Да о каком таком мире он говорит, если испанцы совершили с его благословения зверское избиение женщин и детей?
— Давай все-таки проявим снисходительность и предположим, что Мотекусома надеялся, что Альварадо просто запретит проводить эту церемонию. Думаю, что он и сам не ожидал, что испанцы начнут столь жестоко насильно разгонять толпу.
— Ах, они просто разгоняли толпу! — прорычал я. — Видимо, теперь так называется резня всех без разбору, особенно женщин и детей! Мою жену, случайно пришедшую посмотреть на танцы, ранили. Одна из двух моих служанок убита, а другая с перепугу убежала и до сих пор где-то прячется.
— Во всем этом хорошо лишь одно, — со вздохом промолвил Куаутемок, — после случившегося весь город един в своем возмущении. Раньше люди лишь перешептывались и ворчали, кто-то не доверял Мотекусоме, а кто-то поддерживал его. Теперь весь Теночтитлан готов разорвать его на куски вместе с теми, кто обосновался во дворце.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда давайте так и поступим. Ведь наши воины почти все уцелели. Поднимем и горожан — даже стариков вроде меня — и возьмем дворец штурмом.
— Это было бы самоубийством. Теперь чужеземцы забаррикадировались в нем, прикрывшись пушками, аркебузами и арбалетами, нацеленными из каждого окна. Нас сметут огнем при первой же попытке приблизиться к зданию. Мы можем рассчитывать на успех, лишь навязав им, как и планировалось, ближний бой, и теперь нам придется ждать такой возможности.
Опять ждать! — сказал я, сопроводив это замечание ругательством.
— Но тем временем Куитлауак будет собирать отовсюду на остров воинов. Может быть, ты заметил, что между островом и материком снует все больше плотов и лодок, перевозящих, как предполагается, цветы, продукты и все такое. И лодочники действительно перевозят мирные грузы, но под ними скрываются оружие и воины, которых правитель аколхуа Какамацин посылает из Тескоко и Тлакопана. Нас становится все больше и больше, а вот противник, наоборот, будет ослабевать. Во время резни из дворца разбежалась почти вся челядь. Теперь, конечно, ни один мешикатль, будь то уличный торговец или носильщик, не принесет туда еду или что-то еще. Мы предоставим белым людял и их друзьям — Мотекусоме, Малинцин, всем предателям — сидеть в своей крепости взаперти. Пусть помучаются.
— Так что же, — спросил я, — Куитлауак надеется уморить их голодом и принудить сдаться?
— Нет. Они, конечно, будут чувствовать себя неуютно, но кухонные кладовые дворца битком набиты, так что провизии до возвращения Кортеса им хватит. А вернувшись, он не должен застать нас осаждающими дворец, ибо в таком случае сам возьмет остров в осаду, чтобы точно так же уморить нас голодом.
— А зачем вообще его сюда обратно впускать? — требовательно спросил я. — Мы ведь знаем, что Кортес движется в Теночтитлан. Так давайте выйдем из города и нападем на него на открытой местности, обрушив все свои силы.
— А ты забыл, как легко он победил Тлашкалу? А теперь у белого вождя гораздо больше солдат, лошадей и оружия. Нет, сталкиваться с ним лицом к лицу в открытом поле мы не станем. Наоборот, Куитлауак намерен беспрепятственно впустить Кортеса в город. Пусть он увидит, что дворец цел, его люди не пострадали, мир не нарушен. Но о наших затаившихся, готовых к удару воинах он знать не будет. И когда все белые люди соберутся в одном месте, вот тогда мы — пусть ценой наших жизней! — очистим наш остров и весь озерный край от этой заразы!
Возможно, боги решили, что пришла пора изменить тонали Теночтитлана к лучшему, поскольку план этот все-таки сработал, хоть и с несколькими непредвиденными осложнениями.
Когда мы получили известие о том, что Кортес в сопровождении многочисленного войска приближается к городу, регент Куитлауак приказал всем, включая вдов, сирот и других родственников убитых, не выказывать признаков враждебности.
Мосты через водные проходы на всех трех дамбах были наведены, и по ним в большом количестве перемещались путники и носильщики. Лодки и плоты, в изобилии сновавшие по озеру, действительно перевозили мирные с виду грузы, а тысячи тайно, под самым носом у стоявших на материке испанских союзников, доставленных в город воинов аколхуа и текапенеков никак не обнаруживали свое присутствие. Их разместили в семьях горожан, и восемь таких рвавшихся в бой солдат жили в моем доме.
Улицы Теночтитлана, как всегда, были запружены народом, а рынок Тлателолько оставался по-прежнему оживленным, многоцветным и шумным. Единственным почти безлюдным местом во всем городе стало Сердце Сего Мира. Мраморные плиты площади так и не отмыли от крови, но пересекали ее теперь только жрецы расположенных там храмов, продолжавшие, как и подобало, исполнять рутинные обряды.
Кортес, разумеется, прознал об учиненной его подчиненными резне. Он приближался к городу с опаской, ибо ожидал враждебных выступлений и не хотел подвергать свою пусть Даже и столь грозную армию риску попасть в засаду. Обогнув Тескоко на благоразумном расстоянии, как и раньше, Кортес вышел к южному берегу озера, но не направился в Теночтитлан по южной, самой длинной, насыпи, ибо решил, что, растянувшись по ней, его войско окажется уязвимым для нападения и обстрела с воды, с лодок. Он продолжил путь вдоль озера, к западному побережью, оставив принца Черного Цветка с его воинами прикрывать смотревшие на город через водную гладь тяжелые пушки, и выбрал для переправы дамбу у Тлакопана как самую короткую из трех и, следовательно, самую безопасную. Кортес лично, во главе примерно сотни всадников, галопом проскакал по дамбе, видимо рассчитывая, что при столь стремительном натиске его противники просто не успеют убрать мосты. Но мосты оставались на месте, путь в Теночтитлан никто не перекрывал, и на дамбу, отрядами по сто человек, хлынули пешие солдаты.
Оказавшись на острове, Кортес, должно быть, вздохнул с облегчением. Он не столкнулся не только с засадами или попытками преградить ему путь, но даже с открытыми проявлениями враждебности. Конечно, радостных толп, осыпающих чужеземцев цветами, на улицах не встречалось, но не было и гневных выкриков или брани. Так что наверняка Кортес, вступая в город во главе полутора тысяч соотечественников, не говоря уж о поддержке тысяч союзников, расположившихся дугой на материке, чувствовал себя всемогущим, А возможно, он даже решил, что мы, мешикатль, окончательно смирились, признав его превосходство. Во всяком случае, войска испанцев прошли по дамбе и вступили в город с видом победителей и полноправных хозяев.
