Вальтер Скотт - Сент-Ронанские воды

После первой, так хорошо запомнившейся ему партии в пикет Моубрей решался пытать счастья против лорда Этерингтона лишь в мелких ставках. Но самолюбие заставляло его воображать, что теперь он вполне разобрался в том, как играет его противник, и по обыкновению всех, кто приучился к игре, он время от времени испытывал желание взять реванш. Ему хотелось поскорее освободиться от долга лорду Этерингтону — денежное обязательство было для него мучительно, так как оно не давало ему возможности открыто объясниться с Этерингтоном насчет его флирта с леди Бинкс: ухаживание это он вполне справедливо считал оскорблением для своей семьи, принимая во внимание те отношения, которые Этерингтон стремился установить между собой и Кларой Моубрей. Один вечер удачи мог избавить его от этого обязательства, и Моубрей был погружен в такого рода сны наяву, как раз когда «Джекил остановил его. Непрошеное предостережение лишь пробудило в нем дух противоречия и решимость показать советчику, как мало оснований имеет он отрицательно судить о его способностях. При подобном расположении духа его разорение, явившееся следствием этого вечера, отнюдь не показалось ему не только заранее обдуманным, но даже хотя бы просто сознательным делом рук графа Этерингтона.

Напротив, сама жертва первая предложила играть, играть по крупной, с удвоенными ставками. Лорд Этерингтон вел себя совершенно иначе — часто предлагал уменьшить ставки или даже совсем бросить игру, но делал это всегда с видом такого превосходства, что лишь подхлестывал Моубрея, заставляя его рисковать все отчаяннее. Когда же под конец Моубрей проиграл сумму, которая для него была просто неслыханной, граф бросил карты и заявил, что опаздывает на чаепитие к леди Пенелопе, куда он дал твердое обещание прийти.

— Разве вы не дадите мне отыграться, милорд? — спросил Моубрей, собрав карты и тасуя их с крайне озабоченным видом.

— Не сегодня, Моубрей: мы и без того слишком долго играли, вы проиграли слишком много, может быть больше, чем в состоянии сейчас заплатить.

Вопреки своему решению сохранять хотя бы внешнее спокойствие, Моубрей заскрежетал зубами.

— Но торопиться вам незачем, — сказал граф. — Собственноручная расписка ваша вполне заменит наличные.

— Нет, клянусь богом! — вскричал Моубрей. — Вторично я на это не попадусь. Лучше уж продаться самому дьяволу, чем вашей милости с той поры я ни на мгновение не был сам себе хозяин.

— Не очень-то это дружеские речи, Моубрей, — сказал граф. — Вы сами хотели играть, а кто хочет играть, должен помнить, что может остаться в проигрыше.

— А тот, кто выиграл, рассчитывает, что ему заплатят, — взорвался Моубрей. — Я это знаю не хуже вашего, милорд, и рассчитаюсь с вами. Я заплачу вам свой проигрыш, клянусь богом! Уж не сомневаетесь ли вы, что я заплачу вам, милорд?

— У вас такой вид, будто вы намерены заплатить мне остро отточенной монетой, — заметил лорд Этерингтон, — а я полагаю, что это не соответствует тем отношениям, в которых мы с вами сейчас находимся.

— Клянусь душой, милорд, — сказал Моубрей, — я не очень понимаю, каковы именно эти отношения, и, чтобы все мне стало ясно раз и навсегда, был бы очень рад узнать это. Вы начали ухаживать за моей сестрой, часто бываете в Шоуз-касле, вам предоставлены все возможности добиться успеха, а дело не сдвигается с мертвой точки: все словно качается взад и вперед, как на детской лошадке. Может быть, вы считаете, что окончательно взнуздали меня и мне уж некуда податься? Но как бы вам не пришлось убедиться в обратном! Вы, ваша милость, можете содержать гарем, если вам угодно, но моей сестре в нем не бывать.

— Вы раздражены и потому несправедливы, — сказал Этерингтон. — Вы отлично знаете, что в проволочках не виноват никто, кроме вашей сестры. Я очень хочу, страстно жажду поскорее сделать ее леди Этерингтон, и ничто, кроме ее злосчастного предубеждения против меня, не отдаляет заключение союза, по стольким причинам крайне для меня желательного.

— Хорошо, — ответил Моубрей, — я сам этим займусь. Не вижу оснований, по которым она может отказываться от брака, делающего честь ее семье и одобренного мною, главой семьи. Дело это можно устроить в течение двадцати четырех часов.

— Чему я был бы безгранично рад, — сказал лорд Этерингтон. — Вы убедитесь, как искренне желаю я породниться с вами. Что же касается пустяковой суммы, которую вы проиграли…

— Для меня это не пустяки, милорд, для меня это — разорение. Но все деньги будут вам выплачены. Позвольте мне все же заметить, милорд, что выигрышем этим вы обязаны не столько своему искусству, сколько везению.

— Пожалуйста, не будем больше об этом сейчас говорить, — сказал лорд Этерингтон. — Утра вечера мудренее но послушайтесь моего совета и не будьте слишком резки с сестрой. Некоторая твердость в обхождении с молодыми девицами иногда полезна, но излишняя строгость…

— Я попрошу вашу милость не давать мне на этот счет советов. Как бы ценны они ни были в любых других делах, с собственной сестрой, думается мне, я могу говорить по-своему.

— Раз вы сегодня вечером в таком сердитом настроении, Моубрей, — ответил граф, — вы, я полагаю, не почтите своим присутствием чаепитие ее милости, хотя оно, вероятно, последнее в этом сезоне?

— Почему вы так думаете, милорд? — возразил Моубрей. Из-за своего проигрыша он стал упрямиться и противоречить по любому затронутому в разговоре поводу. — Почему мне не проявить уважения к леди Пенелопе или какой-нибудь другой благородной даме? Конечно, я не имею титула, но полагаю, что мое происхождение…

— Дало бы вам право стать хоть страсбургским каноником — это само собой разумеется. Но мне сдается, что вы сейчас настроены недостаточно по-, христиански, чтобы идти в монахи. Я хотел только сказать, что у вас с леди Пен были всегда как будто не очень приятельские отношения.

— Во всяком случае, она прислала мне приглашение па свой знаменитый вечер, и я намерен пойти. Посижу там с полчаса, а затем вернусь в Шоуз-касл, и завтра утром вы узнаете, что я предпринял для скорейшего устройства ваших брачных дел.

Глава 34. ЧАЕПИТИЕ

Спустите шторы и диван придвиньте,

Пусть из сосуда, что бурлит, свистит,

Горячий рвется пар разлить пора

По чашкам веселящий, но не пьяный

Напиток дружно встретим мирный вечер.

С приближением холодного и дождливого времени года общество на водах так поредело, что обеспечивать необходимое количество гостей на своих чаепитиях леди Пенелопа могла, лишь всячески улещивая даже тех, кого она ранее считала далеко не ровней себе. Она одарила любезной улыбкой даже доктора и миссис Блоуэр — их брак был уже делом решенным. Событие это вполне могло содействовать доброй славе нового курорта среди богатых вдовушек и занимающихся врачеванием джентльменов, у которых знаний было больше, чем пациентов. Вот парочка и явилась к леди Пенелопе, причем доктор улыбался, всячески проявляя галантность и даже афишируя свое признанное и одобренное дамой ухаживание, точь-в-точь индюк, разводящий те же самые церемонии по тому же поводу!