Игра с Годуновым - Дарья Плещеева
Там, где в теремах при боярыне или княгине крутится десятка два женщин, непременно возникают склоки и свары. Степанида Прокопьевна в годы своего торжества ведала тряпичной казной Марьи Григорьевны и очень тем гордилась; должность эта была предметом зависти. И казначея боярыни составила целый заговор, чтобы заместить Степаниду Прокопьевну своей овдовевшей племянницей. Было тут и воровство из сундука узелков со спорками, и распускание слухов. Марья Григорьевна простила бы Степаниду Прокопьевну, но старуха, уверенная в своей незаменимости, подняла шум, всем наговорила горьких истин и оказалась не у дел. Со двора ее не согнали, но жила она в годуновских палатах из милости, и это ей было как ножом по сердцу. Детей у нее не осталось – померли в младенчестве, в девичью обитель уйти – так здоровье не позволит соблюдать строгий монастырский устав.
Татьяна приголубила старуху, предложила ей перебираться в Зарядье, в скромный домишко, где ее присмотрят до самой кончины, благо денежки прикоплены. Но та уперлась: ей непременно нужно было видеть своими глазами, как Господь покарает боярыню Годунову, не зловредную казначею с племянницей, а именно боярыню, допустившую величайшую на свете несправедливость.
Меррик сказал, что эту женщину следует приручить и прикормить. Татьяне не составило большого труда уговорить старуху, чтобы та передавала ей, о чем толкуют в тереме годуновских палат. И вот сейчас Дик, Татьяна и мастер Кит отправлялись на службу в Успенский собор. Татьяна сразу же протиснулась налево, где стояли женщины, а Дик и мастер Кит пошли направо, на мужскую половину.
Дик с детства разбирался в службе, даже крестился на русский лад, даже вместе с прочими мужчинами клал земные поклоны, а вот мастер Кит даже не пытался. Образа на стенах казались ему слишком хмурыми или же грозными, речи священников – вовсе неразборчивыми. Он стал думать о своем – о театре, оставшемся в Лондоне, о трагедиях и хрониках, о необходимости переписать «Тамерлана». Первая часть пользовалась у публики таким успехом, что он написал вторую и там прикончил Тамерлана – не то пришлось бы писать и третью. Он был горд! Но сейчас он пытался беззвучно произнести монологи – и оказалось, что они не запомнились; сейчас он осознал тяжеловесность этих монологов, во внутреннем театре они звучали куда хуже, чем в театре настоящем, где по сцене расхаживал великолепный Тамерлан в сверкающих причудливых доспехах и короне.
К тому же мастер Кит встречал в Москве и казанских татар, и ногайских татар, и астраханских татар, по его разумению – потомков тех скифов, из который происходил его Тамерлан. Выводить их в их природном виде на сцену лондонского театра было бы странно – они совершенно не походили на трагических героев. Но и наблюдать за ними человеку, пишущему пьесы, было полезно. Ведь помрет же когда-нибудь архиепископ Кентерберийский, главный враг бесстрашного сочинителя. Этому злодею немного за пятьдесят, лет десять он еще проживет, и хорошо бы дождаться его кончины где-нибудь во Франции или в Нидерландах. А королева Бесс, которую мастер Кит втайне уважал за причудливый и несгибаемый нрав, его не обидит, и можно будет вернуться туда, где образованные люди по вечерам в гостиных читают друг другу прекрасные сонеты.
Мастер Кит стоял и думал о своем, а служба шла, сизый дым ладана то приплывал, то уплывал, мужчины разом опускались на колени и разом вставали, приходилось следовать их примеру. Он прямо всем телом ощущал, как мимо проплывает и исчезает вдали время, его время, ему же остается нечто вроде дуновения ветра…
Служба окончилась, мужчины заговорили, потянулись к дверям, вышел на площадь и мастер Кит. Там он отошел в сторонку, высматривая Дика и его супругу. Было совершенно непонятно, на что потрачено столько времени. И он был зол на Меррика, который тешил свою спесь, не иначе, давая такие бесполезные приказания.
– Мастер Кит, – сказал, беззвучно подойдя, Дик. – Нам нужно незаметно привести старуху к хозяину. Ты знаешь, как это делается?
Мастер Кит понял: там такие сведения, что Татьяна боится по дороге половину забыть, а другую – переврать.
– Пусть твоя жена ведет ее. Мы пойдем сзади, поодиночке. Если увидим, что за старухой кто-то увязался, сумеем отвлечь.
– Как?
– С мужчиной можно ссору затеять. К женщине привязаться с ласковыми словами. А если стара, как Кумская сивилла, то притвориться, будто узнал в ней родственницу. Назвать по имени, начать припоминать родню. Она будет возражать, так того-то нам и нужно. Пока будет с нами спорить, твоя жена уведет старуху. Да только не сразу к нам на двор. Пусть обойдет сад и подождет у калитки. А ты побежишь вперед, чтобы отворить калитку.
Все было очень просто. Выполняя поручения сэра Фрэнсиса Уолсингема в Шотландии и во Франции, мастер Кит и не такие шахматные партии разыгрывал. Это его развлекало – прямо у него на глазах рождались сцены комедии или же трагедии, смотря с какой стороны посмотреть. Причем тогда он чаще всего действовал в одиночку. А противостояли ему чаще всего хитрые фанатики ордена Иисуса, который, казалось бы, самый молодой из католических орденов, а как разросся, каких молодых и отважных адептов призвал под свои знамена! Его девиз мастер Кит навеки запомнил – «In hoc signo vinces», «Во имя этого знамени победишь». Орден отчаянно рвался к власти, натравливая всех, кого только мог, на несгибаемую королеву Бесс. Но были люди, служившие ей незримо, хитростью и шпагой, и мастер Кит даже гордился этим служением.
Он многое умел и понимал, что именно для таких дел его привезли из Холмогор в Москву и сдали с рук на руки Меррику. Но мастер Кит был зол на того, кто его насильно притащил в этот дикий город, даже не разговаривал с Арчи, и недоволен тем, что Меррик мало с ним считался.
Старуху удалось без приключений доставить на Английский двор. И там она рассказала все, что удалось подслушать.
Началось с того, что одна из девок боярыниной светлицы завершила многоцветную вышивку шелками, а потом куски собрали, сшили, и получилась дивной красы сорочка. Сама боярыня хвалила Марфицу, подарила ей серьги-«лапки», каких боярышня Аксинья уже не носила, и обещала отдать замуж за кучера Авдея. Все толковали, что такую сорочку хоть самому государю дарить впору. Ее красиво уложили в шелковый мешочек, также вышитый, и держали
