В тот день… - Симона Вилар
Во время подъема на гору Озару и стражникам пришлось задержаться – впереди, огибая крутые отроги Хоревицы, медлительные волы тащили воз с бочками, наполненными водой. Хоревица хоть и была обжита давно, но своей воды на верхнем плато не имела, поэтому приходилось везти ее из речек и ручьев низовья. А так как волы шли своим привычным неторопливым шагом, то и волхву со стражниками пришлось под них подладиться. Стражники что-то ворчали под нос, а Озару хоть бы что. Даже озирался с удовольствием по сторонам. Любо ему было смотреть после мрака подземелья на вольный простор – оживленный Подол внизу, сияющий широкий Днепр, острова на реке за болотистыми землями Оболони, низинные лесистые земли Левобережья, которые еще дальше уходили в безбрежную даль. Какая ширь, какой простор! Дышалось-то как легко! И жить хотелось на полную. А ведь одно время он уже и не надеялся увидеть все это, когда охранники князя лупили его дубинками за попытку вырваться и сбежать. Так усердствовали служивые, что Озару показалось, что совсем забьют, – ведь теперь волхвы в Киеве люди последние. Не нужны они оказались, когда князь попов иноземных привез и стал капища рушить. Однако в итоге вон как вышло – не смогли новые власти справиться без помощи ведуна Озара, служителя самого Перуна Громовержца.
– Что засмотрелся? – окликнул его один из стражников. – Давай топай, ведун. Волы вон уже проезд между башен городен миновали, а нас в усадьбе Колояровичей сам Добрыня ждет.
Городни на Хоревице были не столь внушительные, как на княжеской Горе Кия, ибо сама Хоревица с ее крутыми, обрывистыми склонами считалась достаточно неприступной. А строились на ней тесно – один тын из частокола бревен заканчивался, другой продолжался. Лишь кое-где над бревнами оград виднелись ветви плодовых деревьев, а так каждый двор будто отдельное небольшое имение – что там внутри, и не прознаешь, если не зайдешь. Зато ворота тут в основном были богатейшие – мощные, все с резными навершиями, с раскрашенными столбами по бокам. Не бедный люд обитал на Хоревице.
И все же ограда усадьбы Дольмы была одна из наиболее внушительных – на столбах частокола вырезана красивая чешуя, словно у змея-ящера, а сами створки ворот украшены замысловатыми коваными скрепами. Сейчас калитка у ворот была приоткрыта – ждали гостя, доложили им уже. Сам же Добрыня и сообщил. Он еще загодя явился в родовую усадьбу Колояровичей и сейчас находился вместе с родней и челядью убиенного купца на протянувшейся вдоль всей длинной стены терема галерее, называемой по старинке «гульбище».
Озар сразу заметил княжьего дядьку. Тот стоял, прислонившись к резному столбу, подпиравшему галерею, и что-то говорил собравшимся. Но, словно почувствовав взгляд волхва, оглянулся. Обычно стянутые в хвост длинные волосы Добрыни сейчас свободно лежали на плечах, сверху их прикрывала небольшая, расшитая жемчугом шапочка. Любил наряжаться перед народом Добрыня, любил подчеркнуть свой статус. Сейчас, несмотря на то, что он стоял немного в стороне от остальных, сразу было заметно, что Добрыня тут главный. И когда он обернулся к калитке у ворот, то все тут же повернули головы, проследив за его взглядом.
Озар приближался неспешно, по пути замечая всякие мелочи. Двор широк и весь мощен дубовыми плахами – наверняка тут в дождливую пору чисто. Сам терем с раскрашенными створками окон и шатровыми кровлями стоял в глубине, но так, чтобы вошедший мог оценить и размеры его, и резные раскрашенные столбы гульбища, и галерейку второго поверха, и ярких резных петушков на стыках крыш. Ладно, крепко, бревнышко к бревнышку стоял на земле купеческий дом, мимо которого нельзя было пройти, не залюбовавшись. Озар даже отметил, что кровля терема выложена чешуйчатым гонтом – своеобразной деревянной черепицей, дощечки которой, явно натертые олифой, блестят на солнце, словно позолоченные. Ишь какое богатство! А хозяйские постройки – клети, конюшня, кладовые, сараи – все в стороне, все за теремом, как слуги, отступившие назад за величавый терем.
Озар нередко слышал о богатстве Дольмы с Хоревицы, но лишь теперь увидел воочию. И если на Подоле купеческие дома обычно выходят на улицу, то тут жили, как исстари повелось, – в глубине двора. И пока волхв проходил через широкий двор, он чувствовал на себе множество взглядов. Внимательных, настороженных. Ясное дело, Добрыня уже должен был оповестить всех, что отныне у них поселится и будет разбирать дело его доглядник, известный в Киеве ведун.
Озар поднялся по ступенькам крыльца – оно было сбоку от гульбища и срублено так хитроумно, что держалось на одном-единственном бочкообразном столбе-подпоре, врытом в землю. Само гульбище было широченное – видать, именно тут любили проводить время домашние Дольмы в светлое время дня. Здесь стоял стол, под стеной и у перил – лавки. В этом месте и собрались сейчас родня и челядь купца. Волхв должен был поклониться как гость, но как служитель богов не обязан этого делать. Вот и не поклонился. Стоял, оглядывал всех, не скрывая интереса.
Вон в кресле за столом сидит старший брат Дольмы, плечистый калека Вышебор, смотрит исподлобья сурово. А во главе стола расположилась красавица писаная, вдова Дольмы Мирина. За ней стоит высокой бледной тенью какая-то девица… или баба. Нет, девица, голова не покрыта, как у замужних, но косы подобраны, узлом завязаны. Обратил внимание Озар и на имевшего право сидеть за столом крепкого челядинца с простоватым лицом и широкой, пегой от
