Тень Земли: Дар - Андрей Репин
– Старрр… Старрбор! Старробор! Скверрно! Скверрно! Гррришшенька!
Серый Вихрь зарычал. Григорий зло посмотрел на Глеба и в сердцах бросил:
– Эх! Будь моя воля, не сидел бы ты в моей тележке. Погубил ты Старобора.
Глеб и сам ругал себя за то, что связался с девчонкой, разбудил Стража, а особенно за то, что взял у старика амулет, без которого ему, видно, совсем плохо.
– Дядя Григорий! Я виноват. Дедушка говорил про какие-то предсказания, когда давал мне талисман, говорил, что он покажет верный путь, я и взял. Что же теперь делать? Может, как-нибудь вернуть его? Может, я проберусь, или Вы? Я не хочу, чтобы,.. – Глеб соскочил с тележки и, встретив взгляд Григория, закрыл глаза рукой, представив, в какой опасности оставил старика.
– Предсказания, говоришь? Не слышал я ничего такого. А ты, видать, добрый мальчик, если говоришь искренне. Видать, Старобор не зря решил спасти тебя. Ладно, в дорогу! Да поможет нам легкий лесной ветер!
Волк рванулся вперед, тележка на деревянных колесах задребезжала по дороге, набирая скорость. Григорий бежал рядом, держась за оглоблю. Зяблик летал кругами, поднимаясь все выше, высматривая погоню. Солнце касалось горизонта – было уже часов шесть вечера.
Страж
Страж стоял на вершине двенадцатиэтажного дома, или дырявого холма, окутанный темным облаком. Вокруг царило безмолвие. Троглодиты, окружившие неподалеку дом Старобора, вели себя тихо, потому что знали: кто нарушит покой демона, будет жестоко наказан. Привлеченные холодным туманом бесы копились у подножия холма, наслаждаясь ненавистью и злобой, которую источал Страж. Здесь, в тени призрачного повелителя они чувствовали себя увереннее, чем на открытом месте под солнцем. Некоторые из них почти растеряли былую силу, казалось, они вот-вот развеются окончательно; только демон зла мог бы вдохнуть в них новую жизнь, на это они и надеялись. Но для него они были слишком ничтожны. Другие бесы, еще достаточно сильные, в этом колдовском тумане приобретали очертания людей. Они рассчитывали получить здесь долгожданную жертву, и ждали приказа Стража; кое-кто из них дежурил у дома вместе с троглодитами, но там, поблизости от Старобора, им было нехорошо.
Лишь один бес был допущен к трону и даже к мыслям Стража – это была тень давно умершего колдуна Смерва. Он жил на земле десять с лишним веков назад, а были упоминания, что его видели и много позже – то в образе знатного разбойника, то в образе монаха. Некоторые люди не верили, что он вообще умер. Впрочем, те сами давно уж ушли из жизни, а теперешним людям нет никакого дела до колдовских чар, они их просто не замечают. Или им только так кажется?
Смерв неотлучно находился при Страже, и тот часто прислушивался к его советам, особенно когда дело касалось людей. Нет, не тех современных людей, которые отгородились от старого мира, овладев научными знаниями и создав искусственную среду. Имеются в виду люди, которые остались еще в этом чародейском мире и которых Страж ненавидит, как злейших врагов.
Сейчас демон и колдун ждали Глеба Калинина – обычного современного школьника, случайно попавшего в этот мир. Смерву было ведомо старинное пророчество, которое предвещало появление из другого мира новой силы в образе ребенка. Пророк предсказывал, что сила добра, заключенная в детском сердце, вернет в мир давно утраченные могучие чары и доблесть, и этим поможет разрушить козни Адда – короля зла. В пророчестве не говорилось точно о том, когда и где появится ребенок, сколько ему будет лет, и как его будут звать, и что конкретно он будет делать в этом мире. Но было сказано, что это произойдет тогда, когда силы зла будут особенно близки к победе, а силы добра осмелятся взывать к смерти в напрасной надежде спастись.
Известно, что когда Адд узнал об этом пророчестве, он повелел своим наместникам-стражам ловить и казнить всех пришельцев из другого мира, если они не способны творить зло. Но это было давно, когда граница между мирами была еще прозрачна, наместники были слабы, а троглодитов и в помине не было. Поэтому к пророчеству относились хоть и с уважением, но без особой веры. Когда же мир изменился (не в одночасье, конечно, а постепенно, с ходом веков), древнее пророчество обрело смысл. Может быть, не случайно тогда и Смерв явился служить наместнику. Почему он выбрал именно этого Стража из десятков других злых демонов? Возможно ли, что он чувствовал приближение предугаданных сроков и место, где должен появиться ребенок?
Прикрыв глаза от лучей ненавистного ему солнца, которые и так не могли проникнуть внутрь темного облака, Страж вслушивался в окружающую тишину. Его беспокоила мысль о госте Старобора. Можно ли считать его ребенком? Он почти взрослый, а жизненный опыт демона говорил ему, что люди почти никогда не могут сохранить свою добрую душу, с возрастом они склоняются к злу. Единственное, что препятствует этому – доброе чародейство, которое питается изначальными силами добра, накопленными в природе. Но там, откуда пришли мальчик и девочка, такого препятствия не существует. От Анфисы Страж узнал имя мальчика, а также то, что этот Глеб – «противный драчун» и «вредный обзывала», что восьмилетняя Анфиса в жизни не водилась бы с ним и никогда не вышла бы замуж за «такого». Так действительно ли опасен этот мальчик и стоит ли тратить на него время?
„Девчонку предам смерти, а мальчишка пусть сидит в берлоге старого домового хоть целый век. Хвала силам Тьмы – век человеческий быстротечен“, – решил Страж после недолгого допроса Анфисы.
Но Смерв возразил мыслям своего господина:
– Темный лорд, мой повелитель! Прислушайся к моему совету, оставь девчонку в живых, но лично убей мальчишку, ибо я чую его добрую душу.
– Зачем она мне? Человеческая душа, порченная добром, ее волосы желты, как солнечный свет. Зачем мне лишать себя удовольствия замучить ее?
– Ты сам видишь, господин, как темна ее душа. Пройдет совсем немного времени, и она очистится от последних пятен света, которые достались ей от рождения. Где бы ни была эта девчонка, она будет сеять зло и будет нашей навек.
– Разве у меня мало рабов?
– В том мире много темных душ, но нам от того мало пользы. Может быть, эту девчонку мы сможем использовать за невидимым рубежом.
– Что? Отпустить ее в мир людей?
