В глуби веков - Воронкова Любовь Федоровна
Середина зимы застала Александра в Ликии[*], маленькой приморской стране, окруженной горами. Главный город ликийцев Фаселида стоял на берегу моря. Город был богатый, торговый, с тремя гаванями. Фаселиты навстречу македонскому царю выслали посольство. Старейшины города покорно попросили у Александра дружбы и увенчали его золотым венком…
Александр уже привык принимать золотые венки. Он уже не волновался, не краснел от радости и гордости, а считал, что это так и должно быть, что города и страны, через которые лежит его путь, обязаны принимать его с почестями, если не хотят испытать силу его меча.
Стояла нежаркая погода. Войско нагружало обозы и вьючных животных провиантом и кормом для лошадей. Со всех концов страны везли сюда обильные припасы, опустошая собственные закрома. Фаселиты молчали, улыбались, — а что же еще оставалось им делать? Войско надо кормить. Разве только одну их страну оно опустошает на своем пути? Лишь бы не жгли и не грабили. Лишь бы оставили в живых…
Фаселиты старались развлекать царя пирами, охотой. Но как-то выпал тихий, золотистый день, когда Александру захотелось побыть одному со своими мыслями, подышать морем, отдохнуть под равномерный плеск его синих волн.
Был раскинут шатер. Александр лежал на ковре возле самой воды. Длинная прозрачная волна возникала и таяла возле его ног. Александру казалось, что и море припадает к его ногам и отдает ему царские почести.
Александр старался забыться. Но думы и заботы не давали покоя.
Он давно уже идет по берегу моря. Он мог бы и раньше войти во внутренние страны Азии. Но ему нельзя было оставить побережье. На море еще следит за ним большой персидский флот. В бою победить этот флот невозможно — значит, надо взять его измором. Александр занимает все прибрежные города, все гавани, чтобы персидским кораблям некуда было пристать. А ведь морякам нужны и хлеб, и пресная вода. Но где они все это возьмут? Александр не даст им высадиться. Вот и пусть их боевые корабли болтаются в море без всякой пользы.
И Александр не отступит от берега. Он будет идти до тех самых мест, где, как ему сказали местные жители, скалистые отроги Тавра подступают к самой воде. Скалы не дадут персам пристать к берегу.
А тогда уже Александр свернет к городу Перге, а из города Перги — во Фригию, во внутренние земли огромного Персидского царства.
Но до Фригии еще далеко… Далеко.
С тонким звоном набегали волны, исчезая в белом песке. Пахло горькими сухими травами, растущими в опаленных солнцем горах. Благодатное чувство покоя и отдыха нежило Александра. Заботы, неприятные думы понемногу отошли. Он заснул.
Этеры-телохранители, сидевшие невдалеке, примолкли. Пусть отдохнет, ему не слишком часто выпадает тихая минута.
— Сколько же городов мы взяли, пока дошли сюда от Галикарнаса? — задумчиво спросил молодой этер и военачальник Аминта.
Ответил полководец Кратер, который участвовал во всех битвах:
— Почти тридцать. Здесь, в Ликии…
Он хотел было перечислить все эти взятые без боя города, но Гефестион, подняв руку, остановил его:
— Тише… Смотрите!
Над головой Александра кружилась ласточка. Она кружилась и щебетала, да так громко и тревожно, будто старалась разбудить царя, будто предостерегала от какой-то опасности. Александр слабо отмахивался от нее рукой — ее щебетание мешало ему. Однако ласточка не улетала, она даже опустилась ему на голову и все кричала и щебетала. И наконец, совсем разбудила его.
Александр поднялся. Ласточка, что-то крикнув ему в последний раз, улетела. Царь следил за ней глазами.
— Что это значит? Что она хотела мне сказать?
Друзья, изумленные этим, не знали, что ответить. Послали за жрецом.
Жрец Аристандр, выслушав их, сказал:
— Это — знамение, посланное богами, царь. Ласточка — друг человека, и ей всегда хочется помочь человеку. Если она узнала что-то недоброе, она всегда спешит предупредить об этом.
— О чем же хотела предупредить меня эта птица? — настороженно спросил Александр.
Жрец нахмурился.
— Ласточка возвестила тебе, царь, что кто-то из друзей злоумышляет против тебя, — сказал он и грозно поглядел на этеров, — но возвестила также, что умысел этот будет раскрыт.
Ученик Аристотеля, блестяще образованный, Александр был все же человеком своего времени и безоговорочно верил всяким приметам и предсказаниям. Взволнованный, он поднял глаза на своих друзей. Мгновенно в памяти встало зловещее утро, красная заря, отец с окровавленной грудью, падающий ему на руки…
— Кто?
Гефестион, бледный, положив руку на грудь, подошел к нему.
— Успокойся, царь. Среди нас нет предателей.
Телохранители-этеры стояли перед Александром и смотрели ему в глаза.
— Царь, мы готовы умереть за тебя!
Горькая морщинка легла у Александра между бровями. Он вздохнул, оглянулся кругом. В бою он легко защитит свою жизнь. Но как защититься от измены и предательства?
Все словно померкло. Сверкание моря утомляло глаза. Выцветшее небо было пустым и гнетущим.
— Гефестион?!
В голосе Александра прозвучала мольба.
— Нет, нет, Александр! — сердечно ответил Гефестион и подошел ближе. — Никогда я не изменю тебе. До самой смерти!
— Не обижай нас, царь! — сказал Неарх.
Гарпал растерялся, ему стало страшно. Он ничего не замышлял, но вдруг царь подумает иначе? Эригий стоял, закусив губу, и чуть не плакал от обиды. Неарх сердито хмурился.
— Я верю вам, друзья, — сказал Александр. — Ласточка ведь могла и ошибиться!
Но подозрение уже, как отрава, вошло в сердце Александра. Веселясь ли на пиру со своей обширной свитой, отправляясь ли в горы на охоту, занимаясь ли делами в канцелярии, он вдруг вскидывал глаза и незаметно вглядывался в лица окружающих его друзей.
«Кто?!»
Прошло несколько дней. Ласточка с ее щебетанием понемногу уходила в забвение. Но однажды утром, когда Александр сидел с Евменом, разбираясь в делах канцелярии, явился посланец из Лидии, от Пармениона. Усталый, почерневший от загара и пыли, он вошел в царский шатер и снял шлем. По его лицу Александр понял, что посланец явился с недоброй вестью.
— Царь, меня прислал военачальник Парменион. Там, — он кивнул через плечо, — мой отряд. Мы привели пленника. Вот письмо.
Александр принял свиток. Письмо было короткое, но его вполне хватило, чтобы глубоко омрачить душу.
Парменион писал, что ему попался в плен перс Сисина, посланный Дарием. Сказал, что едет к фригийскому сатрапу Азитию. Но когда допросили как следует, сознался, что он послан Дарием к Александру-Линкестийцу.
Линкестиец. Все-таки Линкестиец!
Тут же вспомнилась ласточка, которая, по словам Аристандра, предупреждала его. Потемнев лицом, царь приказал привести перса.
— Ты — Сисина?
Перс, худой, дрожащий, будто охваченный ледяным ветром, стоял опустив голову под грозным взглядом царя.
— Да. Я — Сисина.
— Зачем ты послан к Линкестийцу? Рассказывай все и говори правду.
Светлые глаза Александра как кинжалы пронзали Сисину. Ему казалось, что царь и так видит его мысли и скрыть их все равно невозможно.
— Великий царь Дарий получил от Линкестийца письма…
— Как попали эти письма от Линкестийца к Дарию?
— Их передал Аминта, сын Антиоха, тот, который бежал от тебя из Македонии к царю Дарию.
— Что велел передать твой царь Линкестийцу?
— Царь велел дать ему клятву, что… что если он…
— Ну?
— Если он… убьет…
— Ну?
— Если он убьет царя македонского Александра, то великий царь Дарий отдаст ему Македонию.
Александр с минуту не мог произнести ни слова. Сисина, серый как пепел, неподвижно стоял перед ним.
— Ну? И еще что?
— А еще… что даст ему за это тысячу золотых талантов.
— Дальше.
— Всё.
— Что же ответил Линкестиец?
— Я не видел его.
Царь позвал стражу.
— Возьмите перса.
Александр тотчас созвал военный совет. Пока собирались его полководцы, он в раздумье ходил взад и вперед, тяжело ступая грубыми походными сандалиями по цветному персидскому ковру, взятому у Граника.
