Вальтер Скотт - Кенилворт

— Джентльмены, разрешите попросить вас сообщить мне о цели вашего прихода.

Он, видимо, ожидал ответа от Тресилиана. Справедливо раньше заметил Лэмборн, что величественный вид, говорящий о воспитании и достоинстве, как бы просвечивает сквозь маскарад простого платья. Но ответил ему Майкл — с непринужденной фамильярностью старого друга и тоном, в котором не чувствовалось ни малейшего, сомнения в том, что их ожидает самый сердечный прием.

— Ого! Мой дорогой дружок и приятель Тони Фостер! — воскликнул он, схватив его за руку и встряхнув с такой силой, что крепыш Фостер даже пошатнулся. — Как вы провели все эти долгие годы? Ну что, разве вы совсем забыли своего друга, приятеля и сотоварища детских игр Майкла Лэмборна?

— Майкл Лэмборн! — сказал Фостер, с минуту не сводя с него взора. Затем он опустил глаза и, довольно невежливо выдернув свою руку из дружески сжимавшей ее руки гостя, спросил: — Так, значит, вы Майкл Лэмборн?

— Да, это так же верно, как то, что ты — Энтони Фостер, — ответил Лэмборн.

— Превосходно, — сказал хозяин довольно мрачно — А чего, собственно, Майкл Лэмборн ожидает от своего посещения?

— Voto a dios! — воскликнул Лэмборн. — Я ожидал лучшего приема, чем тот, который нашел здесь.

— Ты, висельник, тюремная крыса, друг палача и его клиентов, — ответствовал Фостер, — как мог ты ожидать радушия от любого человека, чья шея далека от капюшонов Тайберна?

— Может, я и такой, как вы говорите, — сказал Лэмборн, — но если я даже и соглашусь с этим, чтоб не вступать в споры, я все-таки довольно подходящий товарищ для моего старинного друга Энтони Поджигай Хворост, хоть он сейчас каким-то непонятным образом и стал хозяином замка Камнор.

— Вы потише, Майкл Лэмборн, — ответил Фостер. — Вы игрок и живете тем, что рассчитываете свои шансы. Рассчитайте же, сколько у вас шансов на то, что я сейчас возьму да вышвырну вас из этого окна вон в ту канаву.

— Двадцать против одного, что вы этого не сделаете, — возразил неугомонный гость.

— А почему, скажите пожалуйста? — спросил Энтони Фостер, стиснув зубы, сжав губы и как бы стараясь подавить в себе порыв неистового чувства.

— А потому, — хладнокровно ответил Лэмборн, — что вы ни за что на свете меня и пальцем тронуть не посмеете. Я моложе и покрепче вас, во мне двойная доза дьявольской драчливости, хоть и нет, может быть, во мне этой демонской хитрости, которая роет себе под землей пути к своей цели, и прячет петлю под подушкой у людей, и подсыпает мышиного яду в их похлебку, как это мы иной раз видим в пьесах.

Фостер с серьезным видом взглянул на него, затем повернулся и дважды прошелся по комнате тем же самым спокойным и размеренным шагом, как и раньше. Затем внезапно воротился, протянул Майклу Лэмборну руку и сказал:

— Не гневайся на меня, мой славный Майк! Я хотел только проверить, не утратил ли ты свою былую и похвальную откровенность, которую твои завистники и клеветники называли наглым бесстыдством.

— Пусть называют ее как хотят, — сказал Майкл Лэмборн, — это тот груз, который мы должны таскать с собой по белу свету. Ух ты дьявольщина! Говорю тебе, куманек, что моего запаса самоуверенности всегда не хватало для ведения торговли. Я не прочь был прихватывать еще по две-три тонны наглости в каждом порту, куда заходил во время жизненного плавания. Но зато я вышвыривал за борт остатки скромности и щепетильности, чтобы освободить в трюме нужное место.

— Ну, ну, — съязвил Фостер, — что касается щепетильности и скромности, то ты отплыл отсюда с полным грузом. А кто этот кавалер, милый Майк? Такой же развратник и головорез, как ты сам?

— Прошу познакомиться с мистером Тресилианом, забияка Фостер, — ответил Лэмборн, представляя своего друга в ответ на вопрос приятеля. — Познакомься с ним и изволь уважать его, потому что это джентльмен, исполненный самых замечательных достоинств. И хотя он пошел не по моей части — по крайней мере насколько мне известно, — он, тем не менее, питает должное уважение и восхищение к мастерам нашего дела. Ну, когда-нибудь он и сам станет таким же, так оно обычно и бывает. А покуда он еще только неофит, только прозелит и затесывается в компанию знатоков дела, как новичок-фехтовальщик приходит в школу мастеров, чтобы поглядеть, как управляются с рапирой учителя фехтования.

— Ежели он действительно таков, то прошу тебя пройти со мной в другую комнату, любезный Майкл, я должен поговорить с тобой наедине. А пока, сэр, прошу подождать нас в этой зале. Только никуда не уходите отсюда: в этом доме есть особы, которые могут испугаться чужого человека.

Тресилиан согласился, и два героя вышли из комнаты, а он остался один ожидать их возвращения.

Глава IV

Двум господам не следует служить?

Вот юноша — он хочет попытаться!

Раб божий, он и дьяволу послушен…

Он молится, а после зло свершает

И небеса благодарит смиренно.

Комната, в которую хозяин замка Камнор препроводил своего достойного гостя, была побольше той, в которой они вели беседу, и находилась в еще большем запустении. Вдоль стен тянулись огромные дубовые шкафы с полками, которые, видимо, когда-то сверху донизу были заполнены книгами. Многие из них еще сохранились, но были разорваны и измяты, покрыты пылью, без дорогих застежек и переплетов и грудами навалены, как никому не нужный хлам, брошенный на произвол судьбы. Сами шкафы словно подверглись нашествию врагов науки, которые уничтожили множество книг, некогда заполнявших полки. Кое-где полки были вынуты, шкафы поломаны и повреждены и к тому же обвиты паутиной и покрыты пылью.

— Те, кто писал эти книги, — сказал Лэмборн, озираясь кругом, — и не думали о том, в какие лапы попадут их труды.

— И о том, какую полезную службу они мне сослужат, — промычал Фостер. — Повар пользуется ими для чистки оловянной посуды, а лакей уж много месяцев подряд только ими и начищает мне сапоги.

— А я, — сказал Лэмборн, — бывал в городах, где этот ученый товар сочли бы слишком ценным для подобного употребления,

— Брось, брось, — поморщился Фостер. — Все это папистский хлам, все они до одной — из личной библиотеки этого нищего старикашки, эбингдонского аббата. Девятнадцатая часть настоящей евангелической проповеди стоит целой телеги, наполненной таким дерьмом из сточной канавы Рима.

— Помилуй бог, мистер Тони Поджигай Хворост, — промолвил Лэмборн, как бы отвечая ему.

Фостер мрачно нахмурился и ответил:

— Потише ты, дружок Майк! Забудь это прозвище и обстоятельства, с ним связанные, если не желаешь, чтобы наша вновь укрепившаяся дружба погибла внезапной и насильственной смертью.