Ганс Бауман - Я шел с Ганнибалом. Историко-приключенческая повесть
Никого в лагере не боялись больше, чем Мономаха, который командовал пехотой. Он был кумиром наемников; говорили, что он убил своей рукой более четырехсот врагов.
Мономах обвел взглядом толпу — все замолчали. Тогда он велел говорить стоявшему рядом незнакомцу.
Человек объяснил:
— Я пришел из Карфагена. Четыре дня тому назад в городе появились послы от римлян. Они подали жалобу на разрушение Сагунта. Это их дело. Но они потребовали отдать под суд Ганнибала. В этом нет ничего удивительного — все привыкли к наглости римлян. Но послушайте, что потребовал Ганнон[28], старый враг Барки! Он, этот предводитель тех самых карфагенян, в руках которых вместо оружия набитые кошельки, потребовал, чтобы Ганнибала выдали римлянам!
Вопль ненависти потряс воздух над холмом.
— А один из партии Ганнона даже предложил, чтобы Ганнибала распяли на кресте, как проигравшего битву!
Толпа опять заревела.
Мономах ударил привязанных к столбу плетью.
— Дай им! — закричали вокруг. — Сорви с них лживую маску!
— Они разоблачены, — язвительно оскалился Мономах. — Мы проверили, что у них под одеждой. Лживое нутро прожгло им кожу и выступило на ней!
Мономах разорвал на пленниках рубахи. Все увидели, что на коже Миркана и Бармокара выжжено клеймо: пучок розог и топор — символ Рима.
— Предатели! — закричали в толпе. — Римляшки! Негодяи!
— Проход Ганнибалу! — раздался вдруг громкий голос Мономаха.
Толпа расступилась, и в проходе появился Ганнибал, сопровождаемый Магарбалом и Силеном.
— Что с вами? — удивленно спросил Ганнибал у обоих наказуемых. — Я вас почти не узнаю!
— Теперь ты видишь их истинные лица! — убежденно сказал Мономах.
Ганнибал подошел ближе. Бармокар отвернулся от него, а Миркан с ненавистью смотрел прямо на Ганнибала.
— Что ты так смотришь? — спросил его Ганнибал.
— Потому что я тебя ненавижу!
— Откуда у тебя столько ненависти? Я люблю Карфаген! Я тоже люблю Карфаген, — сказал Ганнибал.
— Нет! — крикнул Миркан. — Ты против Карфагена!
— Как ты можешь это утверждать? — спокойно спросил Ганнибал.
— Ты такой же, как твой отец! — продолжал кричать Миркан. — Он тоже думал только о войне. Но твои войны поглотят больше людей, чем войны твоего отца! Не на Рим — на Карфаген падут развалины Сагунта! — Миркан так кричал, что раны на его лице опять стали кровоточить.
Ганнибал заметил клеймо на теле Миркана и смущенно обратился к Мономаху:
— Ты зашел слишком далеко… Начальник наемников стал оправдываться:
— Таких надо клеймить, как скотов, чтобы не было сомнений, кто их хозяин…
Ганнибал приказал отвязать Миркана.
— Отпустить этого негодяя? — возмутился Мономах.
— Отпустить обоих! — еще резче приказал Ганнибал. Миркана и Бармокара освободили от веревок.
— Возвращайтесь к Ганнону, — сказал им Ганнибал. — Скажите ему: сделаю, что он хочет — добровольно отправлюсь в Рим.
Наступила мертвая тишина. Все вытянули головы.
— Да, я предстану перед римлянами! И эти все люди тоже будут скоро стоять перед воротами Рима!
Раздались громкие крики одобрения. Когда шум смолк, Ганнибал продолжал:
— Но мы придем туда не для того, чтобы вести переговоры. Мы будем действовать! С нами будет не так просто, как с теми карфагенянами, которые думак5 т, что все на свете можно купить, вплоть до собственной чести. Скажи, сколько заплатил Ганнон за свой новый пост? — едко спросил он Миркана. — Пятьдесят талантов[29] золота, не так ли?. Миркан не ответил.
— Ну, что ж, он не прогадал, — продолжал Ганнибал. — Я слышал, что римляне заплатили ему сто талантов за то, чтобы выдать меня!
— Это ложь! — выкрикнул Миркан.
Его голос потонул в воплях ненависти. Ганнибал призвал к молчанию.
— Передайте привет его попугаю! — крикнул он двум карфагенянам.
Все в лагере знали, что приверженцы Ганнона подарили своему предводителю попугая, который был научен говорить: «Ганнон всегда прав».
— Попугай повторяет все, что ему вдолбили, — это не удивительно, — с издевкой продолжал Ганнибал. — Удивительно, что Ганнон все повторяет за римлянами! Передайте ему привет, вашему попугаю Ганнону!
Миркан и Бармокар спустились с холма, сопровождаемые смехом. Карталон в восторге барабанил по моей спине. Он делал мне больно, сам того не замечая. Мне было не до смеха. Я смотрел на бесстрастное лицо Силена. Когда все смолкли, Ганнибал обратился к посланцу из Карфагена:
— Ну а что было дальше? С этими римлянами и советом ста?
Человек ответил:
— После бесконечных переговоров наши наконец спросили: «Чего римлянам, собственно, угодно, ибо Ганнибала им не заполучить». Тогда предводитель римлян засунул в тогу кулаки и объявил: «В одном кулаке у меня мир, в другом — война!» — «Давай что хочешь!» — сказали наши. Римлянин раскрыл правый кулак и крикнул: «Вот вам война!»
— Слышите — война! — заключил Ганнибал. — И они ее получат!
— Война! Война! — взревели тысячи людей, окружавших холм.
Передние кинулись к Ганнибалу и подняли его на руки.
В толчее я потерял Карталона. Толпа понесла Ганнибала с холма по дороге в лагерь.
— Ганнибал прав! Ганнибал прав! — кричали в толпе.
10
На холме остались я и Силен. Мы стояли возле одиноких столбов. Силен был бледен. Он молча направился к слоновьему броду. Я пошел за ним. Там мы уселись на скале, как и в первый раз. В моей голове все перемешалось. Я не мог поверить, что Ганнон — карфагенянин Ганнон — потребовал выдачи Ганнибала римлянам. Но Силен подтвердил это, хотя не сказал против Ганнона ни слова. Он даже стал его защищать:
— По-другому он поступить не мог. Он человек старого закала. Финикийцы — предки карфагенян — были скорее хорошими купцами, нежели воинами. Они не стремились завоевывать земли — они бороздили моря на торговых кораблях. Их звали красными, потому что торговали они в основном пурпуром. Когда они закрепились в Африке, они заплатили африканцам много денег, чтобы построить здесь город и порт — основать Карфаген. Они всегда и везде за все платили: за серебро и олово, за золотой песок и слоновую кость, за львиные шкуры и лес. За это их везде принимали с радостью. Они платили за все — так они завоевывали мир. Их грузы текли рекой: янтарь с севера навстречу золоту с юга, благовония с востока навстречу корабельным канатам с запада. От всего этого им, конечно, многое и перепадало, но и они брали на себя немалый риск. Их корабли отваживались доплывать до самых дальних островов за Геркулесовы Столпы. Они даже добрались до загадочной страны Агисимба[30], где обитают гиппопотамы. Один карфагенянин, по имени Магон, трижды пересек огромную пустыню, не обращая внимания на песчаные бури и на разбойников, скрывающихся в оазисах. Другие путешественники достигли широт, где зимой моря покрываются льдом; а одному из них удалось обогнуть на корабле Африку. И то, что кажется в, их рассказах небылицей, только доказывает, что им посчастливилось увидеть самое необычайное: солнце, которое день за днем вставало от них по левую руку, однажды встало rio правую![31] Так случилось, когда они огибали Африку. Во все времена карфагеняне были моряками, первооткрывателями, исследователями пустынь, купцами — только не воинами. Когда им надо было защищаться, они покупали себе наемных солдат. Но войну они ненавидели. Они стремились с ней скорее покончить. Просчитавшихся полководцев они строго наказывали. Это правда, своих собственных полководцев, проигравших битву, они распинали на кресте…