Кристиан Жак - Запретный город
Вдруг за спиной этого мужчины появились трое других, зашагавших за ним по пятам. Жару стало любопытно, и он увязался за странной четверкой.
В конце переулка трое скопом накинулись на первого. Сириец врезал ему по почкам, а двое других повисли на руках согнувшегося от боли юноши и повалили его на землю.
Сириец поставил ногу на затылок упавшего.
— Мы тебя сначала немножко поучим, а потом, малый, ты уберешься из города. Такие, как ты, здесь не нужны.
Молчун попытался повернуться, но сильный удар ногой в бок заставил его вскрикнуть от боли.
— Не дергайся. Рыпнешься — затопчем.
— А как насчет меня? И со мной разберетесь? Эй, вы, доходяги пуганые!
Метнувшись к сирийцу, Жар схватил его за шею и шмякнул о стену. Приспешники сирийца попытались было отбиться от молодого силача, но тот сначала разбил одному нос, двинув в него головой, а потом ткнул локтем в живот второго.
Молчун попробовал подняться, но из глаз посыпались искры, и он рухнул на колени. Между тем Жар, орудуя обоими кулаками, добил сирийца. Его сообщники кинулись было наутек, но место побоища окружили стражники, возле которых разгуливал, грозно щеря зубы, давешний павиан.
— Ни с места! — скомандовал один из стражей. — Вы задержаны. Все вы.
Когда Молчун очнулся, солнце давно уже стояло высоко в небе. Лежа на животе, откинув одну руку в сторону, тогда как другая рука лежала на постели, он чувствовал приятную теплоту в пояснице, где-то возле почек.
Чья-то ладонь, такая нежная, осторожно втирала мазь в его терзаемое болью тело. И вдруг сознание вернулось, и молодой человек понял, что он совсем голый, а растирает его нагое тело Ясна.
— Не шевелитесь, — потребовала она. — Мазь не подействует, если ее не впитают ушибленные места.
— Где я?
— В доме моего отца. На вас напали трое рабочих, и от побоев вы потеряли сознание. Они задержаны, и вас тоже приведут в суд, когда их будут судить. Вы проспали почти сутки без перерыва, потому что я напоила вас успокаивающими снадобьями. А мазь составлена из белены, болиголова и мирры. Она вам поможет: раны быстро затянутся.
— А тот, кто бросился мне на помощь…
— Юноша? Он тоже задержан.
— Это несправедливо! Он жизнью ради меня рисковал, а…
— Стражники говорят, что он не в ладах с законом.
— Поскорее бы мне подняться, а то я не смогу дать показания в его пользу.
— Слушание назначено на завтра, суд будет вершиться от имени визиря. Отец подал жалобу, и она была незамедлительно принята к рассмотрению ввиду тяжести правонарушения. Поэтому вам нужно, просто необходимо встать на ноги. И как можно быстрее. Так что поворачивайтесь-ка на спину.
— Но я…
— Ладно вам, мы уже давно не дети и ложная стыдливость ни к чему.
Молчун закрыл глаза. Ясна покрыла мазью его лоб, левое плечо и правое колено.
— Они, те, которые на меня напали, требовали, чтобы я убирался прочь. И насовсем ушел из города.
— Об этом не тревожьтесь. Их осудят и приговорят к суровому наказанию. А отец наймет других работников. И он даже еще больше, чем прежде, надеется, что вы согласитесь стать его помощником.
— Боюсь, что артель не обрадуется…
— Зато отец в восторге: вы так много знаете и умеете. Он не знает, что вы воспитывались в Месте Истины, а я вашу тайну не выдала.
— Благодарю, Ясна.
— Хочу попросить вас об одолжении… Когда вы примете окончательное решение, мне бы хотелось первой узнать об этом.
И она укрыла его льняной простыней, благоухавшей ароматами трав фиванских полей.
Молчун встрепенулся:
— Ясна, я, конечно, вам сказал бы…
Лучистые голубые глаза глядели на него с бесконечной нежностью, но он не смел ни прикоснуться к ладони молодой женщины, ни признаться ей в своих чувствах.
— Сколько я работаю, я всегда выполняю чьи-то распоряжения. Приказы должен отдавать более сведущий, а я… Думаю, что не смогу распределять задания между другими работниками… Меня тоже надо понять…
— Так, значит, вы отказываетесь?
— Пока что у меня только одна забота: помочь юноше, бросившемуся мне на помощь. Если бы не он, меня, быть может, на этом свете уже не было бы.
— Вы правы, — согласилась она, но в голосе ее звучали разочарование и печаль. — Именно о нем вы должны теперь думать.
— Ясна…
— Прошу прощения, у меня много работы.
Недоступная, неприступная. Как легки ее шаги!
И вот она ушла.
Молчуну хотелось броситься за ней. Вернуть ее, удержать. Сказать ей, что он, конечно, тупица. И потому не знает, как раскрыть ей свое сердце. Затворившиеся врата вновь не отворятся. Никогда-никогда, нечего и надеяться. Какой болван! Ну почему он не обнял Ясну, не взял ее на руки, не осыпал все ее тело поцелуями? То-то бы она… что? Удивилась бы, наверное. Вот бы произвел впечатление на девушку… А… бестолковому все без толку.
Мазь действовала; боль мало-помалу утихала. Но теперь ему было жаль, что недруги не довели свой зловещий замысел до конца. На что ему жизнь, если он глух к зову любимого дела и не в состоянии соединиться с любимой женщиной?
Как только его спасителя признают ни в чем не виновным и отпустят на волю, Молчун исчезнет.
10
Судья, назначенный визирем для разбора текущих дел, оказался мужчиной в летах и, похоже, был человеком многоопытным. Его просторное одеяние держалось на двух широких бретелях, сходившихся чуть ниже затылка на шее, охваченной золотым ожерельем, к которому была подвешена статуэтка богини Маат.
Маат была представлена в облике сидящей женщины со знаком жизни в руке. Ее голова была увенчана высоким пером, Маат — это Истина и Закон. Кому же, как не ей, покровительствовать судам?
— Под покровительством Маат и во имя фараона, — скороговоркой провозгласил судья, — заседание суда объявляется открытым. Да вдохнет истина в ноздри людей жизнь и да изгонит зло из тел человеческих. Обязуюсь судить беспристрастно, сиречь убогого так же, как и могущественного. Приведите сюда зачинщиков свары, случившейся в переулке близ рынка.
Сириец и оба его приспешника и не думали отпираться и лишь умоляли суд о милосердии. Суд в составе четырех писцов, ткачихи, отставного воина и толмача приговорил троицу к пяти годам принудительных работ. В случае повторного нарушения закона преступникам будет воздано втрое.
А когда перед заседавшими предстал Жар, он даже головы не склонил. Ни строгая обстановка суда, ни суровый вид судейских не произвели на него, кажется, никакого впечатления.
— Твое имя — Жар, и ты утверждаешь, что помогал жертве нападения.
