Эльвира Барякина - Белый Шанхай
— Ни один мужчина презервативов не любит, потому что резинки грубые и все время рвутся, — говорила белокурая Аннетта. — Твой Клим сто причин придумает, лишь бы ничего не использовать.
Другие такси-гёрл согласно кивали:
— Женщина всецело зависит от своего любовника. Ему-то что? Отряхнулся и побежал, а тебе аборт делать. Лучший способ — это сразу после этого дела подмываться уксусной водой.
— Нет, девочки, лучше американской кока-колой. Только надо потрясти бутылку, чтобы было побольше пены…
Ада закрыла уши ладонями, но ирландка Розалин силой заставила ее опустить руки.
— Я тебе про самое верное средство расскажу, — шепнула она Аде. — Берешь квадрат из тонкого полотна два на два дюйма, натираешь его свиным салом и закрываешь шейку матки.
Если бы Ада знала, где эта шейка находится! Дома она попыталась ее обнаружить и даже разглядывала себя в осколок зеркала, но так ничего и не нашла.
Утром после работы Ада забиралась на верхние нары и перед тем, как уснуть, долго лежала в обнимку с подушкой и наблюдала за Климом.
Он раздевался до пояса, и она с жгучим любопытством смотрела, как он отжимается от пола или подтягивался на деревянной палке, вставленной между косяками. На его широкоплечей спине перекатывались тугие мышцы; подтяжки были спущены и край штанов сдвигался так низко, что Ада замирала от сладкого ужаса: вдруг ей откроется что-то совсем непотребное?
Каждый день Клим куда-то уходил и добывал гроши себе на еду — кажется, какой-то поденной работой, о которой он никому не рассказывал. За комнату все так же платила Ада. Может, поэтому он не расценивал ее как свою девушку?
Ада отправила письмо в Техас и со дня на день ждала ответа.
— Тетя Клэр подтвердит, что я американка по отцу, — говорила она Климу. — Скоро мне вышлют денег на дорогу, а вы так и останетесь сидеть в Шанхае — один-одинешенек.
Ада чувствовала себя золотом под ногами слепого.
3
Как только потеплело, русские иммигранты стали выходить на трудовой рынок в китайском городе. Сгребали сено, оставшееся после кормления буйволов и лошадей, и устраивались на нем в ожидании нанимателей. Цену за поденный труд писали мелом на подошвах ботинок: те, кто послабее, просили двадцать пять центов, молодые и сильные замахивались аж на доллар. Китайские подрядчики ходили между вытянутых ног и после нещадной торговли уводили с собой рабочую силу.
Трагическое и величественное зрелище: сотни людей продавали себя в рабство, на самую тяжелую каторгу, и были счастливы, когда на них находился покупатель. Они и рады были бы найти что-то получше или получить новую специальность, но на учебу нужны силы и время. А когда ты вкалываешь с утра до вечера, про книжки можно забыть. Да и откуда их взять? — они денег стоят. Впрочем, большинство иммигрантов все равно не могло их прочесть: в Шанхае не продавались учебники на русском языке.
Клима взяли на кожевенный завод — так назывались несколько сараев, стоящих среди гор мусора и склизких отходов. Земля вокруг была выжжена от химикатов; от бассейнов, где вымачивались свиные кожи, поднимались зловещие испарения, а запах гнилья стоял такой, что мутилось в голове.
Хозяин велел Климу и другим поденщикам вытаскивать шкуры и соскабливать с них полуразложившуюся шерсть. Невозможно было поверить, что из белесой сопливой дряни, к которой и прикоснуться-то страшно, однажды выйдет дамская сумка или изящный башмачок.
Известковая пыль поднималась в воздух и заслоняла солнце. Вскоре лица и одежда рабочих покрылись тонким белым налетом — будто их вываляли в муке. Бледные фигуры двигались, как призраки в клубах дыма и испарений — махали крючьями, перетаскивали стопки шкур и волокли тяжелые баки с красителями.
Китайцы посмеивались над Климом:
— Вот теперь ты стал настоящим белым человеком!
— На себя посмотрите! — огрызался он.
Вечером, когда все собрались перед кассой, к распахнутым воротам подкатил сверкающий лаком автомобиль, из которого вышла молодая, высокая, чуть сутулая дама с продолговатым узким лицом и светло-карими миндалевидными глазами. Она была наряжена в маленькую французскую беретку, мужские ботинки с замшевым верхом и дорогой клетчатый костюм, который ей совершенно не шел.
Запах гнилья настолько ошеломил ее, что она спала с лица. Рабочие загоготали.
— Тут кто-нибудь говорит по-английски? — громко спросила дама.
Ей не ответили. Китайцы смотрели на нее, как на глупую курицу, которая сама попросилась в суп: тут ненавидели богатых иностранцев.
— Я журналистка, — представилась дама, поправляя выбившийся из-под беретки русый локон. — Я работаю в газете «Ежедневные новости Северного Китая», и мне надо написать статью о детях, работающих на вашем заводе.
Клим молча разглядывал ее: журналистка — надо же… Оказывается, такая профессия еще существует.
Он показал ей на стайку чумазых мальчишек, сидевших у забора:
— Вон ваши герои.
— О, спасибо! — обрадовалась она. — Вы не могли бы…
Подбежавший хозяин перебил ее:
— Кто вас сюда пустил?! — заорал он, мешая английские и китайские слова. — Езжайте в свою концессию и там вынюхивайте, что вам надо! А тут наша территория!
— Правильно! — загалдели рабочие. — Пошла вон!
Дама попятилась:
— Но я хотела…
— Убирайтесь отсюда!
Под свист и улюлюканье журналистка поспешно села в автомобиль, шофер завел мотор, и они уехали. Вслед им полетели комья грязи.
Клим с досадой смотрел на разгоряченных победителей. Он-то подумал, что ему выпал шанс познакомиться с сотрудницей английской газеты. Он мог бы помочь даме с переводом — за последнее время его шанхайский значительно улучшился. Но, видно, не судьба…
Клим получил свою плату и вышел за ворота. Вдоль дороги стояли бедняцкие хижины; багровые от натуги возчики толкали перед собой тележки, на которых по трое-четверо сидели работницы спичечной фабрики. У них были искалечены ступни и им приходилось нанимать кули, чтобы те возили их до проходной и обратно.
Сидя на крылечках, старики играли в маджонг — азартную игру с костяными фишками; рядом возились дети. У самых маленьких сзади на штанах были разрезы, и если ребенку надо было сходить по нужде, он приседал и делал свои дела на дорогу.
От усталости у Клима онемело все тело, в горле першило, а кожа на лице и шее горела, как от ожога. Еще месяц такой «работы» и точно подхватишь либо астму, либо туберкулез.
Загудел клаксон, и с Климом поравнялся давешний автомобиль.
— Садитесь, я подвезу вас, — сказала дама-журналистка, открыв заднюю дверцу.
