Лев Вершинин - Обреченные сражаться. Лихолетье Ойкумены
Увы, что мечтать о невозможном?
– Детка! – в полудреме пробормотал Антипатр.
И Кассандр немедленно вырос над креслицем.
– Что, батюшка?
Но старейший из вождей уже не помнил, зачем позвал сына.
Мысли рвались, путались, пытались вновь выплыть из тумана на поверхность, но снова спряталась, исчезла некая мыслишка, не додумать которую было нельзя…
«…Мальчики рукоплескали стоя, узнав, что я готов забрать с собой варваренка… они не знали, что с ним делать… А еще они боялись, что мальчуган попадет в руки к Эвмену…»
Эвмен!
Третий год уже мечется он по Азии, выполняя приказ съеденного крокодилами Пердикки… И побеждает, бесконечно побеждает, словно боги поделились с ним своей удачей. Зачем ему, гречишке, все это нужно? Чего он хочет, на что рассчитывает?.. Его, эллина, презирают даже «серебряные щиты», хотя и служат ему, потому что он удачлив и щедр… Ему предлагали любую сатрапию, на выбор – он отказался, и страшно даже подумать, что будет, окажись сын Гаденыша у него в ставке. Конечно, это практически невозможно, но разве есть невозможное для сумасшедшего гречонка?..
Слава богам, сюда, в Македонию, ему не дотянуться. Руки коротки! А недавно усмирять его назначили Антигона, единственного, кто способен потягаться с Эвменом… Одноглазый недешево продал свой полководческий дар, он потребовал поста наместника Азии, старшего над сатрапами, и получил требуемое. Так что теперь в Азии начнутся интересные дела…
Легкий ветер налетел с гор, подул в костистое, напоминающее обтянутый кожей череп лицо, прояснил и мысли. Уже несколько лет ни зимой, ни летом Антипатр не чувствовал себя человеком… Так было и в этом году; всю зиму отлежал он, не имея сил ни встать, ни перевернуться на другой бок, и лишь весна принесла облегчение.
Сейчас, в середине лета, тело вновь становится дряблым, несмотря на усилия медиков. Очень скоро, может быть, даже уже завтра, Старейший из вождей не ощутит ног и рук, и вновь Кассандр будет дневать и ночевать над отцовским ложем, пока не придет осень…
«Не приде-е-е-е-ет…» – шепнул ветер, и Антипатр не стал обижаться на жесткую правду.
Он и сам знал, что не доживет до осени, и это лето, влажное, жаркое, – последнее в его жизни…
А почему бы и нет? Он пожил достаточно.
Знать бы только: что потом, после него, будет с Македонией?..
Злая откровенность ветра развеяла туман, застлавший светлый некогда разум.
Лучше всего, конечно, передать посох наместника Кассандру. Он – хороший мальчик, послушный, он во всем согласен с отцом и был бы надежной опорой царю Арридею-Филиппу.
Увы, он слишком молод. А сам же Антипатр настоял на том, чтобы древние обычаи исполнялись неотступно. Когда его не станет, архонты и стратеги соберутся на Совет, и наместником Македонии, управителем при царе Арридее и опекуном сына Гаденыша станет, по стародавнему праву, старейший.
Значит – Полисперхонт.
Он всего на три года моложе Антипатра, но гораздо крепче телом. И это, хоть и абсолютно соответствует обычаю, очень и очень плохо.
Потому что Полисперхонт не любит Македонию.
Он ведь и сам из царского рода, из базилевсов Тимфеи, одного из тех крохотных горных царств, что были присоединены Филиппом. У него хватило ума мирно расстаться с диадемой, став одним из архонтов Македонии, но и по сей день ему невдомек: чем, собственно, македонские Аргеады лучше тимфейских Карнидов или Метакиадов из Орестиды? И почему горные царства не могут восстановить былую независимость?
Полисперхонт не любит Македонию и будет плохим наместником. Если уже сейчас он почти открыто говорит о том, что в старое время жилось лучше и следовало бы восстановить древние рубежи, то что же будет потом?
Тем паче что у него найдется немало сторонников…
Такие же царьки, как он, не простившие Аргеадам лишения их, венценосных, возможности автономно крутить хвосты бычкам в своих горах.
Правда, найдутся и противники.
Коренные македонцы, не желающие распада страны, находящейся на пороге величия – своего собственного, нажитого трудом и доблестью, а не азиатского, химерического.
И царь Арридей никогда не даст согласия на отделение горных царств; дурачок или нет, а память у него хорошая, и он очень послушный. Антипатр для него – все равно что отец, он порой так его и называет, и вовсе не зря наместник провел многие вечера наедине с базилевсом, натаскивая его, словно эфиопского попугая. Теперь, если царь Арридей слышит в своем присутствии слово «Македония», он тут же, не глядя на происходящее, мгновенно откликается: «Должна быть единой!»
Не стоит забывать и об Эвридике.
Девочка пошла замуж за малоумного ради короны, а теперь, имея корону, мечтает еще и о власти. О власти над настоящей державой, а не огрызком ее. И она запретит Арридею, млеющему при одном взгляде на нее, даже слушать чьи-либо разговоры на эту тему.
Даже если этим «кем-то» будет наместник…
Но Полисперхонт упрям, а Арридей – не забывай, Антипатр! – не единственный венчанный царь, живущий в Пелле… Что, если горские царьки сговорятся с ведьмой? Она ведь пойдет на что угодно, даже на развал страны, лишь бы только вернуться из Эпира, куда спровадил ее Антипатр под радостный вой половины древних македонских родов?..
И что тогда?
Полисперхонт – законный наместник, и древний обычай подтверждает его право старейшего.
Александр, сын Гаденыша, – законный царь, коронованный по всем правилам, причем для многих, не знающих, что к чему, его отец превратился в миф, а миф всегда притягателен…
А ведьма Олимпиада – законнейшая опекунша своего родного внука, доныне удерживаемого злыми недругами вдали от бабушки.
Пожалуй, это выглядит даже трогательно.
Вот только нет в этом раскладе места ни для царя Арридея, ни для лучших людей страны, озабоченных ее благом, ни для самой Македонии.
Больше того: здесь нет места и для Кассандра!
А вот этого уже допускать нельзя, нельзя умирать, не решив эту проблему…
Филипп! Фил! Если ты слышишь меня, подскажи!
И в ответ на немой вопль является мысль, то ли своя, то ли подсказанная тем, кто спит в белой усыпальнице, но такая простая, мудрая и прозрачно-ясная, что становится досадно: как же не додумался раньше?!
Конечно!
Полисперхонт, и с этим ничего не поделаешь, – наместник.
Ибо никто не вправе распоряжаться посохом как своей собственностью.
Но армия-то, армия, стоящая в Элладе, закаленная в боях с бунтовщиками! Она создана Антипатром, на его деньги, она сражалась под его знаменем, и каждый таксиарх, не говоря уж о гетайрах, – из коренных македонцев; горную сволочь вербовщики, следуя приказу наместника, не принимали.
