Генри Хаггард - Нада
Размышляя таким образом, я дошел до своей хижины и узнал, что жена моя Макрофа только что разрешилась двойней. Я выслал из хижины всех, кроме Ананди, неделю тому назад давшей мне сына. Второй ребенок из двойни был мальчик и родился мертвым. Первой родилась девочка, известная впоследствии под именем Нады Прекрасной — Нады Лилии. Внезапная мысль озарила меня — вот где выход из положения!
— Дай-ка мне мальчика, — сказал я Ананди. — Он не умер. Дай его мне, я вынесу его за ворота крааля и верну к жизни моими лекарствами!
— Это бесполезно, ребенок мертвый! — воскликнула Ананди.
— Давай мне его, когда я приказываю! — закричал я свирепо. Она подала мне труп ребенка.
Я взял его, завернул в узел с лекарствами и все вместе обернул циновкой.
— Не впускайте никого до моего возвращения, — сказал я, — и не говорите никому ни слова о ребенке, которого вы считаете мертвым! Если впустите кого-нибудь или скажете слово, мое лекарство не поможет и ребенок действительно умрет!
С этими словами я вышел. Жены мои недоумевали. У нас не было в обычае оставлять в живых обоих детей, когда рождались двойни. Тем временем я поспешно бежал к воротам Эм-Тандени.
— Я несу лекарства, королевские слуги! — объяснил я страже.
— Проходи, — ответили они. Я прошел в ворота и направился к хижине Балеки. Около нее сидела Нанди.
— Ребенок родился! — сказала мне мать короля. — Взгляни на него, Мбопа, сын Македамы!
Я взглянул. Ребенок был крупный, с большими черными глазами, как у Чаки. Мать короля, Нанди, вопросительно смотрела на меня.
— Где же он? — шепотом спросила она. Я развернул циновку и вынул мертвого ребенка, со страхом оглядываясь кругом.
— Дайте мне живого! — в свою очередь шепнул я.
Она передала мне ребенка. Я выбрал в своих лекарствах снадобье и потер им язык ребенка. Это снадобье имело свойство заставлять язык онеметь на некоторое время. Затем я завернул ребенка в узел с лекарствами и снова обмотал его циновкой.
Вокруг шеи мертвого ребенка я завязал шнурок, которым будто бы задушил его, и слегка завернул его другой циновкой.
Теперь я в первый раз обратился к Балеке:
— Послушай, женщина, и ты, Мать Небес, я исполнил ваше желание, но знайте, что еще раньше, чем я доведу до конца это дело, оно будет стоить жизни многих людей. Будьте безмолвны, как могила, она широко разверзается перед вами обеими! — Я ушел, унося в правой руке циновку с завернутым в нее мертвым ребенком. Узел с лекарствами, где лежал живой, был привязан к плечам.
Я вышел из спальни и, проходя мимо стражи, молча развернул циновку.
— Ладно! — сказали они, пропуская меня.
Но с этой минуты начались мои неудачи. Как только я вышел за ворота, меня встретили три посланных от короля.
— Король зовет тебя в Ум-Длункулу! (Так называется жилище короля, отец мой.)
— Хорошо, — ответил я, — сейчас приду, но сперва я забегу к себе взглянуть на мою жену Макрофу. Вот у меня в руках то, что нужно королю! — При этом я показал им мертвого ребенка. — Отнесите его к королю!
— Король не давал нам такого приказания, Мбопа! — отвечали они. — Он приказал, чтобы ты сию же минуту явился сам к нему!
Кровь застыла в моих жилах. У короля много ушей. Неужели он уже знает? И как я осмелюсь явиться перед королем с живым ребенком за спиной? Я чувствовал в то же время, что всякое колебание послужит моей погибели, так же как изъявление страха или смущение.
— Хорошо! Идем! — ответил я, и мы вместе направились к воротам Ум-Длункулу.
Надвигались сумерки. Чака сидел в маленьком дворике перед своей хижиной. Я на коленях подполз к нему, произнося обычное «Байете!» и, оставаясь в таком положении, ждал.
— Встань, сын Македамы! — сказал король.
— Не могу встать, Лев Зулусов! — отвечал я. — Я не могу встать, имея на руках королевскую кровь, пока король не дарует мне прощения!
— Где он? — спросил Чака.
Я указал на циновку в моих руках.
— Покажи!
Я развернул, Чака взглянул на ребенка и громко рассмеялся.
— Он мог бы быть королем! — сказал он, приказав одному из своих приближенных унести труп. — Мбопа, ты умертвил того, кто мог бы царствовать. Тебе не страшно, Мбопа?
— Нет, король! — ответил я. — Ребенок умерщвлен по приказанию того, кто сам король!
— Сядь-ка, потолкуем. Завтра ты получишь в награду пять быков, ты можешь сам выбрать их из королевского стада!
— Король добр, он видит, что пояс мой туго стянут, он хочет утолить мой голод. Позволишь ли мне, король, удалиться? Моя жена Макрофа скоро родит, и я хотел бы навестить ее!
— Нет, посиди немного, скажи, что делает Балека, моя сестра и твоя?
— Все благополучно! — ответил я.
— Не плакала ли она, когда ты взял у нее ребенка?
— Нет, не плакала. Она сказала: воля моего властелина пусть будет моей волей!
— Хорошо. Если бы она плакала, то тоже была бы убита. Кто же был при ней?
— При ней была Мать Небес!
Чака нахмурил брови.
— Нанди, моя мать? Зачем она там была? Клянусь, хотя она и моя мать, если бы я думал… — Чака остановился. На минуту он замолк и затем продолжал: — Скажи-ка, что у тебя в этой циновке? — Он указал концом своего ассегая на узел за моими плечами.
— Лекарства, король!
— Ты носишь с собой такое количество лекарств? Да их хватило бы на целое войско. Разверни циновку и покажи, что в ней!
Скажу вам откровенно, отец мой, что от ужаса у меня кровь застыла в жилах. Если бы я открыл циновку и он увидел ребенка, тогда…
— Это тагати — оно заколдовано, мой повелитель. Не следует смотреть лекарства!
— Открой, говорю тебе! — возразил он гневно. — Что, я не могу видеть лекарства, которые должен глотать?! Я, величайший из королей!
— Смерть есть лекарство королей! — ответил я, взяв в руки узел, и положил его как можно дальше от него, в тени изгороди. Затем нагнулся, медленно развязывая веревки. Капли пота текли по моему лицу, подобно каплям слез. Что делать, если он увидит ребенка? А что, если ребенок проснется и закричит? Я должен буду вырвать копье из рук короля и ударить его. Да, решено! Я убью короля и затем себя самого. Наконец циновка была развязана. Сверху лежали коричневые корни целебных трав, а под ними бесчувственный ребенок, завернутый в мох.
— Скверная штука! — сказал король, нюхая щепотку табаку. — Смотри-ка, Мбопа, какой у меня верный глаз! Вот тебе и твоим лекарствам! — С этими словами он поднял ассегай и намеревался пронзить им узел, но в ту минуту, когда он прицелился, мой добрый змей внушил королю чихнуть, и потому копье пронзило только листья моих целебных трав, не задев ребенка.
