И только море запомнит - Полина Сергеевна Павлова
Колман, скрестив руки, облокачивается на натянутую сетку и опирается о фальшборт. Пристальным взглядом квартирмейстер окидывает присутствующих на палубе. Нет ничего странного в том, что большая часть команды предпочла выбраться наверх, лишь бы не прятаться в трюме. Сейчас каждая тень кажется враждебной и таящей в себе опасность, а ведь никто из них даже не взглянул в лицо смерти. Она лишь дохнула в затылок и заставила удирать. Неизвестно, что случится, когда от живых мертвецов их не будут отделять мили.
Протерев флягу, Джеффри предлагает выпить и Колману. Ирландец не отказывается и делает жадный глоток. Даже верному квартирмейстеру, видевшему, как взрывается и уходит на дно «Приговаривающий», не удержаться. О’Райли не позволяет себе его винить. Только не Колмана.
Мерфи сопровождает ее в каждом «приключении», и иногда он тоже может сдавать. Жизнь не сковала его из железа, но закалила, как сталь. И если не называть Колмана Мерфи простым словом «друг», то Моргана бы охарактеризовала его как хороший, добротный клинок. Только он надежнее холодного металла и спасал ее чаще, чем оружие.
Передав Баклану флягу обратно, квартирмейстер тихо интересуется:
– Итак, мы только что получили неоспоримое доказательство, что «Приговаривающий» восстал со дна морского. Что мы, мать моя теща морского дьявола, будем делать?
Моргана еще не думала. Все ее мысли вокруг Бентлея. Его тяжелый взгляд, который в одно мгновение из любящего превратился в отстраненно-жестокий, врезался в память. Ей не за что себя винить, он сам возненавидел ее под конец. Но его действия – результат ее отношения.
Нижняя губа подрагивает, но слезам нет места на ее лице. Их было пролито достаточно много в прошлом, когда она билась головой о стол, царапала ногтями свои руки и думала выброситься за борт. Какой-то глупый, совершенно безобразный и надоедливый английский лорд прогрыз дырку в ее сердце, как червяк в спелом яблоке. И она позволила ему это сделать. Позволила навсегда поселиться в своей душе. Даже если сейчас она старательно поработает ножом, то не сможет выцарапать все остатки. Моргана помнит каждый поцелуй, трепетно хранит воспоминания о них, как и единственный уцелевший в огне набросок любимого лица.
Ноет не просто сердце, а каждая клеточка, даже ребра болят, будто ее лупили палкой или швырнули о скалу и придавили огромной могильной плитой. Она умерла вместе с ним. И ныне – просто бледное подобие себя прежней.
– Так, может, наш капитан просто запулит в них магическим шариком? А что? Отличный же вариант. На любое магическое действие должно быть магическое противодействие.
– Исключено, – раздраженно шипит О’Райли. Она уже объяснила Баклану, что не будет применять проклятье в своих корыстных целях. А уж тем более пусть и против мертвого, но все же Бентлея. Должно же хоть что-то святое остаться в их отношениях, что-то, что соединяет и не будет осквернено даже после разлада. Так пусть этим «чем-то» с ее стороны окажется запрет использовать магию против лорда Кеннета.
– Моргана, – Колман похлопывает ее по плечу, но капитан не поворачивается.
Она угрюмо смотрит на штурвал, кусая нижнюю губу и отдирая сухую кожицу. Кончиком языка слизывает капельки крови – знак, что пора прекратить, но она все равно обдирает обветренные губы.
– Моргана, Баклан прав. – Встрепенувшись, Джеффри удивленно округляет глаза, указывает на себя, и Колман кивает: – Будет правильным решением, если в момент, когда понадобится, ты не будешь полагаться на меч, а возьмешь себя в руки и применишь вот это.
Квартирмейстер трясет ее руку за локоть, словно это не часть тела, а всего лишь инструмент, с помощью которого можно без труда расправиться с порождениями тьмы. Может, оно и так, но Моргана даже представить не может, как правильно обернуть проклятье во благо. Десять лет она предпочитала не обращать на него внимания и жить так, как живут все нормальные люди, не зная о магии и проклятьях. Быть человеком, который не прикоснулся к вещи, способной порабощать и уничтожать.
Кончики пальцев, привычно холодные, горят внутри, и хочется содрать с запястья кожу вместе с отметинами. Прижечь каждую полосу и точку с ненормальной улыбкой.
– Предлагаете одной сражаться с полчищем мертвецов? Я не могу это контролировать. И ты знаешь это, Колман! Вспомни, к чему нас это привело в прошлый раз! Я не хочу повторять это и не хочу, чтобы погибли еще люди.
Проклятье на то и проклятье, чтобы им нельзя было воспользоваться на благо. У Морганы нет понимания, как черпать из магии силу, лишь осознание: шар, искрящийся десятками молний, появится у нее в левой ладони, как только гнев перейдет границы дозволенного.
В темноте глаза Колмана блестят особенно ярко, но его уверенность не заражает.
– Давайте только, кэп, если вы неожиданно решите тренироваться, то где-нибудь за пределами корабля, ладно? У нас же планируется хотя бы одна остановка? Вот там и попрактикуетесь, да! – нервно усмехается Джеффри.
– Заткнись.
– Ладно, ладно! – Корморэнт поднимает руки, не продолжая наседать, а вот Колман не собирается сдаваться. И О’Райли готова его проклясть за это.
– Моргана, ты можешь хоть раз сделать так, как тебе советуют другие?
Капитан скрипит зубами. Не может и не привыкла. Она всю жизнь строит свою личность на том, чтобы ни от кого не зависеть и никому не подчиняться. Сейчас же ей предлагают сделать так, как хочет кто-то другой, отказавшись от клятвы, данной самой себе.
– Потом поговорим об этом. Нечего мне мозги вправлять. Своя голова на плечах есть.
И Колман тяжело выдыхает. Она знает: как бы он ее ни уважал, все равно не может примириться с ее характером, столько лет терпит и наблюдает, как О’Райли, словно баран, идет прямо, упираясь рогами. А он все продолжает брести за ней, чтобы в нужный момент протянуть руку и не дать оступиться.
Корморэнт опирается на поручень, спускается по лестнице, но подступившая за время разговора толпа не дает ему и шага ступить.
– Капитан, кажется, тут у людей есть какие-то проблемы, – Джеффри оборачивается.
– Салаги, чего рты поразевали? Разбрелись по гамакам и вахтам. А то разгулялись они. Нечего прохлаждаться, – выкрикивает Моргана. Но матросы не думают расходиться по своим местам. Еще свеж в памяти черный туман, рассеиваемый проклятым галеоном.
Во мраке ночи, когда светом служат лишь звезды, полная луна да фонари, очень сложно разглядеть выражения лиц. Но, слушая решительный и уверенный шепот, можно сказать одно – толпа замыслила неладное. Джеффри делает несколько шагов назад, пока на него наступают матросы, загоняя обратно на капитанский мостик.
– Да я вообще не при делах, парни. Эй, вы чего!
Внутри свербит. Она не справится с новым бунтом,