Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства
Таможенник повёл Красильникова в конец зала, ближе к стойке. Здесь в одиночестве сидел моряк в грубой брезентовой робе.
— Вот и дружок ваш — Воробьёв, — показал старик.
Семён Алексеевич заглянул в лицо моряка, тронул его за плечо:
— Не узнаешь, Василий?
Моряк нехотя поднял голову, несколько мгновений всматривался в Красильникова.
— Семён?.. Здорово! А мне кто-то сказал, что тебя будто убили. — Моряк ногой придвинул табурет для Красильникова скомандовал в сторону стойки: — Матрёна! Пива нам!
— А водочки не будет? — ласково напомнил таможенник, глаза у него замаслились от ожидания. Воробьёв посмотрел на старика, покачал головой:
— Ох и надоел ты мне, старик!
Семён Алексеевич весело объяснил Воробьёву:
— Это он помог разыскать тебя. — И затем сказал таможеннику: — Вы бы сами выпили! А денег я дам!
— Понимаю! — проникновенно сказал таможенник.
Красильников достал из кармана несколько царских денежных купюр и протянул их таможеннику. Тот, не глядя, зажал деньги в кулаке и, пятясь между столами, зашлёпал к стойке.
А Семён Алексеевич и Василий Воробьёв не спеша потягивали пиво и тихо переговаривались.
— Мне эта взрывчатка для большого дела нужна, — убеждал Красильников своего давнего друга, который сейчас смотрел на него какими-то грустными глазами.
— Не знаю, для чего она тебе нужна, но нету её у меня, я не комендор сейчас. Рыбалю — и вся моя недолга.
— Значит, не поможешь? — тихо, чувствуя, как перехватывает от обиды горло, спросил Красильников.
— Значит, не помогу, Семён… — Помолчав немного, Воробьёв хмуро добавил: — Да и к стенке сейчас за это без суда вставят!
— Боишься, выходит?
— Понимай как хочешь.
Красильников встал.
— Ты что ж, уходишь? — спросил, заметно трезвея, Воробьёв. — А я думал, посидим… повспоминаем… Жизнь-то, жизнь ныне какая верченая… Одна и отрада — повспоминать…
— Нам вроде вспоминать нечего, — сухо сказал Красильников и, не прощаясь, круто повернувшись, двинулся к выходу. Поднявшись по ступенькам, постоял немного — нет ли хвоста? — и, успокоенный, зашагал по улице. Он так и не заметил, как из пивной выскользнул филёр и приклеился к его следу…
Вот уже кончилась улица, и он свернул в переулок. Когда проходил возле какого-то дома мимо железной калитки, чья-то сильная рука внезапно ухватила его за рукав бушлата и рванула к себе. Калитка тотчас же захлопнулась, скрежетнул железный засов. Не успел Семён Алексеевич что-либо сообразить, как увидел перед собой виновато улыбающегося Воробьёва.
— Не видал разве? За тобой шпик увязался… Давай за мной! — проговорил он, тяжело дыша.
— Как ты сюда успел? — удивился Красильников.
— Известно… проходными дворами, — переводя дух, ответил Василий и крепко, по-матросски хлопнул его по плечу. Они торопливо пошли по какой-то сложной, запутанной дороге — мимо дровяных складов, старых сараев, полуразваленных землянок…
Верстах в пяти от Новороссийска, на берегу небольшого заливчика, стояло несколько выщербленных морскими ветрами рыбацких хат. А неподалёку от них вольготно покачивались на волнах заякоренные шаланды и баркасы. Сюда Воробьёв и привёл Семена Алексеевича.
— Вон мой корабль стоит…
«Мария» — крупно было выведено белой краской на борту ничем не примечательного баркаса.
— Здравствуйте вам, — послышался певучий женский голос.
Семён Алексеевич обернулся. Перед ним стояла с молодой смелой улыбкой на красивом, веснушчатом лице статная русоволосая женщина.
— Мария, те пироксилиновые шашки, что мы когдась рыбу глушили, где у тебя? — спросил Василий у женщины.
— Возле хаты закопаны.
— Много осталось? — уточнил Василий, и было ясно, что такого рода разговоры здесь — дело будничное.
— Богато ещё! Пуда два…
— Выбери их из земли и подсуши. Они ему для настоящего дела нужны! — Василий с уважением кивнул в сторону Красильникова.
— Что ж, раз нужны — выберу, — сразу и просто согласилась женщина.
— И дёготь мне приготовь, замажу на баркасе твоё имя! — крикнул ей вслед Василий и, встретив недоуменный взгляд Красильникова, охотно объяснил: — По сухопутку, понимаешь, вам из города с пироксилином никак не выйти. Патрули везде шастают… Попробуем, как стемнеет, до Зеленого мыса морем вас вывезти…
К вечеру Красильников привёл сюда, в рыбацкую хижину, Кособродова и Николая, и они, не мешкая, стали готовить баркас к выходу в море. Воробьёв выволок из хаты несколько связок просушенных рыбацких сетей, сноровисто расправил их на корме, возле старенького, добросовестно отслужившего уже десять своих жизней движка. Под сетями сложили пироксилин и несколько динамитных шашек, которые каким-то чудом достал у кого-то Кособродов. Принёс Дмитрий Дмитриевич главную новость, ради которой оставался в городе. Знакомый машинист достоверно сообщил, что эшелон с танками тронется к фронту завтра в десять часов. К этому времени они должны уже добраться до места.
Когда совсем стемнело, Мария пригласила всех в хату, выставила на стол чугунок вареной картошки, хлеб, десяток вяленых кефалей. Ели молча, сосредоточенно и торопливо. Почти одновременно встали, поблагодарили хозяйку, Воробьёв взглянул на часы:
— Ну что ж! Тронемся помалу! Времени надо с запасом: Бригантина у меня норовистая. По части мотора!..
Но мотор завёлся сразу, с первого поворота ручки, затарахтел бодро, весело.
Баркас шёл вперёд в кромешной тьме, слегка покачиваясь волнах. Сидя на носу, на бухте свёрнутого каната, пристально вглядывалась вперёд Мария. За рулём стоял Воробьёв. Семён Алексеевич, Кособродов и Николай расположились рядом с ним залепленных рыбьей чешуёй ящиках.
— Ну что ж, я так считаю, — вращая штурвал, громко рассуждал Василий, — что если эшелон отправляется в десять, то раньше двенадцати он до Тоннельной не дойдёт. Так ведь? — и покосился на Кособродова, словно хотел сверить ход своих рассуждении с тем, что думают остальные.
— У них, конечно, два паровоза будет и толкач на подмоге — рассудительно ответил Кособродов. — Правда, и горки там…
— Во-во! — согласился Воробьёв. — Поэтому я два часа кладу.
— Полтора, — коротко уточнил Кособродов.
— Все равно успеете. Пеши — если мерить от Зеленого мыса вёрст семь, не боле, — поддержала на добром распеве этот разговор Мария.
Светало. Сквозь плотную замесь низких, сильно увлажнённых от недавних штормов облаков просачивались мутные волны слегка подзеленевшего света. Справа, вдали, над гребнями бегающих валов, показалась полоса желтоватого гористого берега.
