Эльвира Барякина - Аргентинец
Клим отвел взгляд:
— Англичане вывезут ее в Египет или еще куда-нибудь, и я уже никогда ее не найду.
— Вы и так не найдете, — вздохнула графиня. — Впрочем, желаю удачи.
Они обменялись рукопожатиями, и Софья Карловна вышла из автомобиля.
— Если каким-то чудом сумеете выбраться отсюда, напишите на центральный почтамт Парижа. Идемте, Шушунов.
В порту автомобиль пришлось бросить. По дороге бесконечной колонной шли донские казаки. Лес пик, море конских голов, на земле — сукна, кожа, консервы, винтовки…
Клим пробирался у лошадей под брюхом.
Сотник приказал казакам спешиться.
— Коней оставляем!
Казаки снимали седла и уздечки; у многих по запыленным лицам текли слезы. Как бросить коня — который больше, чем друг? Ведь он с поля боя выносил, делил с тобой все — переходы, голодуху…
Казаки обнимали лошадей за шеи, гладили по щекам. Один вставил револьвер в конское ухо, хотел выстрелить, но ему не дали.
— Что, пусть комунякам достанется?! — бился он в руках друзей. — Да это хуже, чем бабу свою отдать!
Конское ржание, мат-перемат. Казаки с остервенением бросали седла в воду:
— Все пропадай!
Топот сотен, тысяч ног по сходням: полки шли на погрузку. Пароходы кренились.
— Приказано отходить — больше мест нет! — орал в рупор капитан, но его никто не слушал.
— У нас еще три полка арьергардной части!
Провыл снаряд и по склону, совсем близко, шарахнул взрыв.
— Бой уже на станции Гайдук… — проговорил кто-то. — А может, и в Кирилловке.
— Потопите пароход! — надрывался капитан. — Вам с рейда вышлют транспорт, он вас возьмет!
От пристаней одно за другим отваливали перегруженные, низко осевшие суда; люди гроздьями висели на снастях. Когда подходило новое судно, толпа с воплем начинала бегать по набережной, не зная, где оно причалит. Ревели потерявшиеся дети, женщины бились в истерике. Калмык с двумя онемевшими от страха ребятами бестолково метался среди солдат:
— Где мне ехать? Куда мне?
Несколько лошадей спрыгнули в море и поплыли вслед за отчалившими пароходами.
Клим сумел пробиться к английским пристаням только к вечеру. Перед закрытыми воротами стояла громадная толпа, но она уже не бесилась, а в оцепенении смотрела сквозь ряды колючей проволоки на удалявшийся военный корабль.
Туман с гор мешался с дымом пожарищ. Кто-то решил идти на Геленджик, кто-то — вернуться в город. Клим краем уха слышал, как офицер-марковец предлагал силой захватить очередной пароход:
— Теперь каждый сам за себя…
— Не будет очередного парохода, — отозвался знакомый голос.
Клим вздрогнул: в двух шагах от него стоял Матвей Львович — в шинели с оторванными пуговицами, без фуражки.
— Где Нина? — бросился к нему Клим.
На лице Матвея Львовича играла смутная улыбка:
— А, господин аргентинец пожаловал… Нет больше Нины Васильевны: ни для тебя, ни для меня.
4
Саблин велел Нине, чтобы она таскала раненых. Пытался ее удержать, когда по окончании погрузки она кинулась назад на верхнюю палубу:
— Мне нужно в город! Там Клим!
Саблина позвал капитан, который все-таки выяснил, что на судно незаконно пробился русский лазарет.
— Фея, не спускайте с Нины Васильевны глаз, — велел доктор чернявой сестре милосердия. — Она себя не помнит: чего доброго за борт кинется.
Все это время Фея ревниво поглядывала на Нину.
— Если хотите остаться, оставайтесь, — сказала она, как только Саблин ушел.
Нина протолкалась к сходням:
— Я не могу ехать… — попыталась она объяснить английским матросам.
Они помогли ей перебраться на заваленный брошенными вещами причал. Из трубы повалил густой дым, якорная цепь с грохотом потянулась наверх.
«Ганновер» ушел в море.
Нина долго стояла у перил, глядя на огненные отблески в волнах залива. Мимо прошел последний транспорт, тянувший за собой переполненную баржу.
Толпа за колючей проволокой поредела: люди уходили сначала по одному, потом группами. Вскоре у пристаней никого не осталось.
На умирающий город быстро спускался мрак; за плотными тучами время от времени вспыхивали розовые блики взрывов: на перевале шли последние оборонительные бои.
Нина подобрала с земли шоколад, развернула обертку. Почти забытый запах, вкус… Она силилась осознать, что сделала с собой — почему не захотела спастись? «Мне не нужно такое спасение…»
В душе не осталось ничего, кроме серой апатии. Где искать Клима? Что с ним могло приключиться? Она была не в состоянии еще раз пережить его потерю.
Брошенный конь подошел к Нине и положил голову ей на плечо. Он весь дрожал, косил испуганным глазом, фыркал. В зрачке светился кружок фиолетового огня. Нина подобрала юбку и, вставив ногу в стремя, села верхом. Ветер холодил колени, непривычные к наготе.
— Пойдем домой, — проговорила она, тронув повод.
5
В городе шел погром. Улицы были заполнены золотистым отсветом пожаров, низкие облака казались кофейно-коричневыми; везде летал пепел и обгоревшие бумаги.
Нина медленно ехала посреди дороги. Мимо пробегали босяки со связками кожаных курток, ботинок и ремней. Тут же, на улице, разбивали ящики и переваливали в заплечные мешки пачки галет, дрожжей и крахмала. Невозможно было понять, почему все это экономилось и пряталось, когда в последние дни люди в Новороссийске голодали?
Земля дрожала от стука тысяч копыт. Оставленные казаками лошади сбились в табуны; бородатые черкесы с гиканьем носились за ними.
На Воронцовской было пусто: все попрятались в ожидании неизбежного. Нина въехала во двор, спрыгнула на землю и вдруг замерла, не веря своим ушам: в доме кто-то смеялся.
Она взбежала на крыльцо, рванула на себя дверь… В гостиной горели две свечи. За столом сидели Клим и Матвей Львович и играли в карты.
— Думаю, из меня получился бы неплохой комиссар по продовольственной части, — сказал Фомин.
Клим согласно кивнул:
— Вполне может быть… — Увидев Нину, он вскочил. По лицу его пробежала судорога: — Зачем ты осталась?!
Она бросилась к нему:
— Да куда ж я без тебя?
У Клима вздрагивали руки. Он целовал Нину, прижимал к себе:
— Все будет хорошо… Это даже к лучшему, что мы не попали на Запад: там, говорят, находится Царство Мертвых… Мы подадимся на Восток. При всем желании большевики не смогут перекрыть границу с Китаем — это тысячи верст: мы найдем способ, как перебраться через нее.
Матвей Львович взвел курок маленького дамского револьвера.
