Дэвид Геммел - Македонский Лев
«В следующий раз, моя голубка!»
***Олимпиада лежала на застеленной шелком постели, ее тело извивалось в волнах наслаждения, кожу ее покалывало, сознание взрывалось феерией красок. Она облизала губы, провела пальцами по грудям и животу, испытывая почти болезненное желание.
— Филипп! — звала она. Комната кружилась вокруг нее, действие зелья в ее организме достигло наивысшей силы. Она танцевала у огня, чувствовала прикосновения и ласки нескольких аколиток с мягкими губами, сладкими как вино. Секреты Третьей Мистерии открылись ей с музыкой ночи, бризом, прилетевшим издалека, со священной вершины Корифии Фенгари. Она родит на свет бога-повелителя, человека, наделенного великим даром. Имя его эхом отзовется в истории, деяния его останутся непревзойденными до тех пор, пока звезды светят в небе. — Филипп!
Даже в одурманенном состоянии она чувствовала, что время уходит, — что заветный мистический час почти истек. Она повернулась на бок.
Занавески разошлись.
Вот он, стоит обнаженный, если не считать плаща и рогатого шлема Кадмилоса. Он подошел к ней, и она раскрыла ему свои объятия. Мгновение он стоял, глядя на ее тело, затем отчаянно вошел в нее. Она вскрикнула, ее руки обхватили его спину, она ощутила металлический холод маски его шлема у себя на лице.
Ее пальцы взметнулись, чтобы прикоснуться к металлу, наткнулись на черные рога.
Он поднял голову, и она поймала себя на том, что смотрит в глаза лица за маской. Затем зелья взяли над ней верх, и она заскользила во тьму, озадаченная одной последней, странной мыслью.
В неверном огне светильников зеленые глаза Филиппа, казалось, — но это было невозможно — стали синими.
Храм, Лето, 357й год до Н. Э.
Дерая проснулась до полудня. Откинув одеяло, она прошла к окну, с легким сердцем. Она повидала Пармениона и разрушила замыслы Аиды. Сегодня она покинет Храм и отправится в Македонию, чтобы там дождаться возвращения Пармениона.
Теперь она знала, что он по-прежнему любил ее, и теперь они наконец смогут быть вместе долгие годы. Она снова чувствовала себя молодой, полной радости и света.
Оказалось, достаточно было просто подсыпать дурманящий порошок в вино Филиппа. Столько лет страха и опасений были бессмысленны.
Солнце ласкало теплом ее лицо — но спиной она ощутила прикосновение холодного воздуха, и быстро обернулась. На стене рядом с дверью выросла тень, возвышаясь подобно крылатому демону. Дерая изготовилась к атаке, но ее не последовало, тени трансформировались в плащ, окутывающий фигуру духа Аиды.
— Что тебе нужно здесь? — спросила Дерая.
— Хотела поблагодарить тебя, — сказала Аида. — Без тебя и твоей жалкой предшественницы мои мечты не исполнились бы. — Женщина в капюшоне самодовольно рассмеялась. — Ты умеешь ходить дорогами прошлого и будущего. Пройди же по ним теперь — и зарыдай, моя голубка!
Через мгновение она исчезла.
Дерая села на кровать и закрыла глаза, еще раз перелетев ко дворцу в Самофракии, перемечтившись во времени на несколько часов назад. Она увидела саму себя, подносящую вино Филиппу, наливающую ему напиток, наблюдающую, как он выпивает его. Она увидела свой полет и бой с Аидой.
Затем с чувством леденящего ужаса она вернулась во дворец, глядя, как Парменион тщетно пытается поднять Царя. Она закричала от отчаяния, когда увидела, как спартанец снимает одежду и надевает шлем и плащ Духа Хаоса.
— О, святые Небеса! — прошептала она, когда он обнял обнаденную девушку.
Дерая умчалась прочь и открыла глаза уже в храме.
«Без тебя… мои мечты не исполнились бы». Теперь она ясно видела всю глупость и недальновидность.
Тамис явилось видение Темного Рождения и лицо Пармениона. Веря, что он станет орудием в битве с силами тьмы, Тамис вмешалась в его жизнь — меняя его будущее, заставив его пройти по пути горечи и ненависти. Она сделала из него превосходного воина, отличного убийцу живых людей…
Превосходного отца для Темного Бога.
Гнев вскипел в Дерае. Годы посвящения, исцеления; годы мечтаний и надежд. Всё впустую!
Теперь не будет счастливой жизни с Парменионом, не будет путешествия к любимому в Македонию.
Она выглянула из окна на круглые холмы, рощи и окруженные облаками горы, вновь увидела картины кровавой бойни и смертного ужаса, которые преследовали ее последние десятилетия. Армии, марширующие по кровавым полям сражений, вдовы и сироты, города в руинах, павшие империи. В одних видениях Темный Бог был греком, в других — персом, парфянским вождем или юным принцем одного из племен на далеком севере. В одном видении он был даже чернокожим, вел войска из дремучих джунглей, что расположены далеко на юге от Египта. Мириады разных будущих больше не существовали в прежней форме. Дерая позволила Океанам Времени подхватить ее и нести на своих волнах к далеким завтра, и тогда она увидела молодого золотоволосого мужчину, лицо которого было прекрасно, а доспехи сияли чистым золотом.
В каждом будущем маршировали армии македонцев, и наконечники их копий покрывала кровь.
Она видела золотую фигуру в сотнях возможных — и даже вероятных — будущих. Все было одинаково — Темный Бог становился триумфатором, получая бессмертие через кровь и огонь, сжигая свое человеческое обличье и в своем истинном облике Единого Повелителя восседая на престоле всех царств мира. Несмотря на свое отчаяние, Дерая продолжала искать, и нашла в итоге последний лучик надежды, словно угасающую искру зимнего огня.
Ребенок был зачат в последний миг Черного Часа, что дало ему, по крайней мере, крупицу человечности. Темный Бог будет в нем силен, но в этот момент Дерая решила посвятить всю свою жизнь тому, чтобы раздуть эту слабую искорку, пытаясь взрастить дух человека внутри дьявола, которым он должен был стать.
— В итоге ты оказалась права, Тамис, — печально проговорила она. — Мы не можем сражаться с ними их же оружием. Так нам не добиться победы. — И, как старая жрица до нее, она стала молиться о напутствии.
И тогда она увидела, как в свое время увидела Тамис, одного человека, который стоял рядом с Темным Богом, сильного человека — доброго человека.
Пармениона — Македонского Льва.
Озеро Преспа, середина зимы, 356й год до Н. Э.
Федра закрыла глаза, пытаясь определить источник опасности. Все звуки вокруг нее были убаюкивающими — твердые, мерные, почти ритмичные удары копыт лошадей дворцовой гвардии, стук окованных медью колес по кочкам и камням, разговоры и смех солдат по обеим сторонам от завешенного тяжелым пологом экипажа.
