Екатерина Мансурова - Возвращение чувств. Машина.
Хорошо, что он не видал лица Марии, стоявшей за его спиной. Впрочем, после характерного движения в её адрес брови хозяйки, няня поторопилась убрать это выражение, пока никто посторонний не заметил.
Оформить сделку договорились завтра в полдень.
Слуги фонРозенберга с факелами проводили их кавалькаду почти до самого замка Кирхштайн. В мерцающем свете пламени его серая громада показалась ей ещё романтичней и таинственней, чем обычно. Но налёта тайны и ощущения чего-то недоброго уже не было.
За ужином Карл фонХорстман был явно заинтригован её частыми и длительными отлучками, однако напрямую спросить стеснялся – боялся, наверное, со своим обычным тактом, поставить милую гостью в неловкое положение. Она сама поведала ему то, что считала нужным. Естественно, скрыв самую важную стратегическую информацию.
Барон-то, конечно, не проговорится, но ушей в замке полно: ей совершенно ни к чему, чтобы через слуг какие-нибудь посторонние узнали о деле, задуманном ею.
Ела и пила она с удовольствием, потому что в гостях почти ни к чему не притрагивалась, разыгрывая придирчивую избалованную леди. (Да и корсет хренов мешал! Зато уж стан стройнил – нужно отдать ему должное!..)
Не то, чтобы она опасалась яда – нет, противоядие Марты она уже допила. Да и маловероятно, чтобы даже враг попытался убить её, не сделав попытки приспособить её к своим целям – хотя бы с тем же сынком… Тем более, что хотя крючкотвор фонРозенберг был и со стажем, что-то рыцарское в нём всё же осталось – это чувствовалось и было заметно даже невооружённым глазом – недаром даже Карл отдавал ему должное…
Скорее, не ела она ещё и потому, что сильна была ещё приверженность неписанному закону о трапезе в доме врага. Хотя главного врага уже не было.
49
Итак, к полудню они с Гюисмансом, Пьером, Гансом (взятым для солидности – детина он здоровый!) и ещё двумя конюхами, захваченными исключительно для симметрии эскорта, прибыли к зданию мэрии.
Не то, чтобы они опасались разбойников. Если понадобилось бы, они с Пьером и вдвоём сумели бы защитить деньги. Просто Катарина не хотела, чтобы окружающие увидели, на что она способна при необходимости. Это могло бы неподготовленной местной широкой публике показаться… несколько странным. Дамам ведь больше подходит имидж слабых, наивных и беззаботных созданий. Она хотела, чтобы вера в это фонРозенберга и других сохранялась. Так что эскорт взяли исключительно для престижности.
Барон, конечно, уже был тут. Они поприветствовали друг друга как старые знакомые.
После обычных вежливых и ничего не значащих фраз, Катарина спросила, почему же сын мессера барона не прибыл на такое важное мероприятие, и когда она, наконец, будет иметь удовольствие познакомиться с ним. На что барон сокрушённо признался, что до сих пор «негодного сорванца» не могут нигде найти.
Выразив вежливое сожаление по этому поводу, она спросила дражайшего барона (разумеется, со всей возможной тактичностью и извинениями), не передумал ли он.
Так как тот, протрезвев, конечно, всё заново обдумал, она счастлива оказалась узнать, что проделанная накануне работа принесла свои плоды: он не передумал, и даже, несколько обиженно, несмотря на её извинения, сообщил ей не без доли высокомерия, что фонРозенберги никогда не изменяют раз данному слову.
Она поспешила заверить любезного рыцаря, что ни в коем случае не хотела задеть его чувства, или честь (упаси Боже!), а просто беспокоилась, не выразил ли протестов его сын – всё же он правомочный наследник, и, возможно, планировал что-либо в отношениях этих земель… На это барон с достоинством ответил, что какие бы планы не были у его наследника, противиться воле отце он никогда не осмелится.
Естественно, она поспешила выразить своё уважение и удовлетворение столь хорошо вышколенным сыном, высоко чтящим мнение родителя – главы рода, и проч.
Наконец они вошли в мэрию. Её там встретили, как родную, со всеми возможными любезностями. Бургомистр только что её не расцеловал – удержало, наверное, опасение, как бы кто не донес бургомистерше… Она даже поопасалась: не заподозрил бы чего Господин Продавец… Барона же приветствовали почтительно, но сухо – официально. Видать, он всех здорово достал.
Все необходимые формальности были выполнены так быстро, а бумаги подготовлены и составлены так грамотно (что немедленно проверили: Гюисманс с одной стороны, а фонРозенберг – с другой), что она опасалась только одного. Как бы старый матёрый крючкотвор не догадался, что его технично объехали – уж он-то был матёрый интриган…
Вид золота привёл всех в умиление. То есть, абсолютно всех! Кроме разве что самой Катарины. Ну и Пьера.
Его тщательно пересчитали. (золото, разумеется, а не Пьера). Бумаги скрепили подписями и Катарина, и барон, и необходимые свидетели и должностные лица. Приложили все необходимые печати. Посыпали песком. Торжественно передали всем заинтересованным лицам и нотариусу – для хранения в архиве.
Организацию банкета здесь же, в большом зале, как раз для таких случаев находившемся прямо при мэрии, взял на себя Гюисманс.
Так как они и об этом позаботились заранее, ни с продуктами и винами, ни с приглашёнными гостями проблем не было.
Состоялся банкет на следующий вечер. Персонал для обслуживания любезно согласился организовать сам мэр-бургомистр (разумеется, договорённость об этом была достигнута и подкреплена заранее всеми необходимыми аргументами). Канделябры со свечами, пиршественные столы, кресла, и прочая посуда в банкетном зале уже имелись… Словом, вовсе не в двадцатом веке придумали организовывать корпоративы в арендованном ресторане.
Если быть откровенной с самой собой, и этот ничем принципиально не отличался от любых других подобных мероприятий, в которых она участвовала там, в прошлой жизни: та же методика церемонного представления, поглощения вкусной, но безликой пищи, видимость взаимного радушия и симпатии, светские пустые разговоры, ни к чему не обязывающие комплименты, красивые, рассчитанные на показ, но жутко неудобные наряды, напыщенно-помпезные тосты за здравие, процветание и т.п…
А за кулисами как всегда – зависть, сплетни и взаимная ненависть всех присутствующих друг к другу. А больше всех – к устроителю банкета. Чужаку. Столичной выскочке.
Однако формально она была принята в элитный клуб местной знати. Чему немало поспособствовала сильная протекция рассчитывающих на дальнейшее «успешное» и выгодное сотрудничество местных боссов. Уж их-то навестить они с Гюисмансом не позабыли…
Позже, естественно, ей придётся наносить и визиты вежливости, мило улыбаться, передавать и выслушивать сплетни, строить козни против соперниц, заключать словесные союзы против… И плести разные интриги. Словом, вести обычную светскую жизнь в самом страшном из всех возможных гадюшников – провинциальном городке.
