Пол Андерсон - Королева викингов
Все это Гуннхильд произнесла мягким вкрадчивым голосом.
— Позволь мне испросить прощения за то, что я, женщина, мирянка, вмешиваюсь в дела Церкви. Однако, господин мой епископ, душа моя требует, чтобы я сказала и о том, что хорошо знаю норвежцев. К тому же я год за годом собирала все сведения о Хоконе и думала о нем. — О, как же она обдумывала все, что ей удавалось узнать! — Мне хотелось бы только одного, преподобный отче, дабы ты счел мои слова достойными того, чтобы их выслушать. Только выслушать те слова, кои я подобострастно складываю к твоим ногам.
Он ответил именно так, как она и рассчитывала:
— Говори, королева. Твоя мудрость известна всему миру.
Ей потребуются несколько дней, подумала она, и ее обаяние, и чары, и разговоры в городе, прежде чем он согласится поступить так, как она хочет, и привлечет к делу других епископов.
XVII
Березы уже пожелтели, когда король Хокон возвратился. Прохладный ветер понемногу срывал листву с деревьев, а облака пролетали быстрее, чем встревоженные приходом осени птицы; их тени то и дело накрывали скошенные луга и темные сжатые поля. Впереди вырисовывался дом с вырезанными на концах стропил драконами, которые, казалось, стремились угрожать небесам вместе с троллями и ночными духами. Это был тот самый дом в Рогаланде, где умер Харальд Прекрасноволосый. Неподалеку оттуда находился его могильный курган, увенчанный высоким камнем с вырезанными рунами, с которого, через пролив, был хорошо виден мыс, где его младший сын разбил в сражении его внуков.
Спутники Хокона въехали во двор с радостными криками. Пели рога, сверкали острия копий, знамя плескалось на ветру. Они принесли домой больше, чем просто добычу, — они пришли с победой. Теперь они ждали большого пира, развлечений, женских ласк и дорогих подарков от короля.
Чтобы приветствовать своего короля, народ собрался со всей округи. Долгие месяцы он был в отсутствии! Как хорошо было увидеть его снова, да еще таким довольным! Конечно, известия о его подвигах далеко опередили его. Все знали, что он вернул под свою власть Викин, а оттуда отправился в Вармланд, обратил ярла Арнвида в бегство и поставил на его место другого человека, взял большую виру с тех бондов, которые, по словам свидетелей, мешали его посыльным собирать дань или убивали их, и забрал с собой заложников, прежде чем отправиться дальше. Затем он разбил в сражении жителей Вастерготланда и тоже наложил на них дань. Таким образом он создал защиту для Викина против датских областей на полуострове или, по крайней мере, заложил основу для такой защиты.
Только после этого он повернул обратно. В Осло-фьорде он распрощался с ярлом Сигурдом. Тронды отправились домой. Хокон распустил все остальное свое войско, кроме личной дружины, и отправился в имение, где намеревался провести зиму.
Увидев в толпе Брайтнота, он весело окликнул его. Но когда он разглядел на лице священника суровое выражение, ликующее настроение почти сошло на нет.
Пир быстро стал шумным, и они едва могли обменяться несколькими быстрыми фразами.
— Вижу, ты встревожен, — сказал Хокон.
Брайтнот кивнул.
— Я и должен быть встревожен, король, подобно любому христианину.
Хокон внутренне напрягся.
— Что ж, лучше будет, если мы завтра поговорим об этом наедине.
Они встретились следующим утром в комнате на втором этаже. Там было мрачно и холодно. Снаружи бушевал шторм. Ветер ревел, дождь барабанил по крыше и хлестал по стенам. Время от времени по доскам начинал стучать град, словно множество народу играло в бабки.
Ни тот, ни другой не сели. Оба стояли в напряженных позах друг перед другом. Король был одет в тунику, подбитую мехом, и толстые шерстяные брюки; его запястья украшали многочисленные золотые браслеты. На священнике была грубая коричневая ряса и сандалии на босу ногу; на груди висел крест. Поскольку никто не мог их подслушать, они говорили между собой прямо, как два простых бонда.
Хокон заговорил первым; его голос звучал спокойно, но в нем угадывалась сталь.
— Лучше всего будет, если мы перейдем прямо к делу.
— Лучше всего для тебя, — уточнил Брайтнот. Он говорил твердо, но все же в его тоне порой проскальзывала нежность. — Я знаю, что тебе приходится уделять время бесчисленному множеству дел, но это прежде всего.
Хокон попытался улыбнуться.
— Для тебя у меня всегда есть время. О чем ты думаешь?
— Ты не можешь этого не знать. О спасении твоей души.
Хокон стиснул зубы.
— Я исповедаюсь перед тобой при первой же возможности.
— Ты всегда не слишком торопился с исповедью. Но сегодня я должен сказать тебе совсем не об этом.
Хокон кивнул.
— Я могу предположить. Я заранее знал, что ты не одобришь моих взаимных присяг с трондами. Но послушай, если бы между мною и ими началась война, то победителями в ней оказались бы сыновья Эйрика Кровавой Секиры и ведьма Гуннхильд. Но все же Христос даровал нам победу над всеми врагами.
— Христос или Один? — последовал резкий вопрос. — Часто бывает так, что сатана помогает людям достичь мирских успехов, чтобы вернее увлечь их к погибели.
— Да, я позволил им веровать, как они того желают. У меня был очень небогатый выбор. Зато они оставят христиан в мире и не будут мешать их проповедям.
— Проповедям за закрытыми дверями, проповедям, которые никого не обратят к вере! Хокон, люди, вернувшиеся домой раньше тебя, принесли ужасные новости. Они говорили, что всякий раз, когда твои союзники-язычники приносили жертву демонам, ты присутствовал при этом.
— А что иное ты мог бы сделать на моем месте? Согласие между нами было еще так слабо. Я был обязан укрепить его.
Вспыхнула молния, слишком поздняя для этого времени года. Ее ослепительный бело-голубой свет легко прорвался сквозь пленку пузыря, которой было затянуто окно. Тут же раздался мощный раскат грома.
Брайтнот закусил губу.
— Я понимаю. Эти новости истерзали меня всего, но да, я понял: ты мог считать, что это необходимо.
Голос Хокона слегка дрогнул:
— Старый друг…
Брайтнот поднял ладонь, как будто желал отстраниться от этих слов. На пальце сверкнул перстень, подарок Хокона.
— Я говорю сейчас не от своего имени. И говорю не о нас с тобой. Я передаю слово Святой Церкви.
— И каково же оно? — требовательно спросил Хокон.
— Я никому не говорил об этом, но теперь… — Он собрался с духом. — Как твой священник, я сделал то же самое, что делал прежде, и написал епископам в Данию, чтобы они отпустили тебе грехи. Я попытался доказать, что затруднительное положение, в которое ты попал, еще сохраняется. В этом году мне пришлось сделать это дважды. Недавно я получил ответ на мое второе письмо с подписями и печатями всех трех епископов.
