История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства - Джон Джулиус Норвич
Осада Берата продолжалась всю зиму, пока в марте 1281 года не пришел Тарханиот со своим войском, и через пару дней произошла ожесточенная битва. Кавалерия латинян в тяжелых доспехах была хорошо защищена от византийских лучников, но лошадей под всадниками убивали одну за другой, и к вечеру большинство анжуйцев были убиты или взяты в плен. Для Михаила VIII Палеолога это была величайшая победа со времен возвращения Константинополя, и ее прямым результатом стала его власть над всей внутренней частью Албании и Северным Эпиром. Для Карла Анжуйского события этих нескольких роковых часов означали унижение и отсрочку осуществления его давней мечты об империи на востоке на неопределенный срок. Однако он ни в коем случае не распрощался с этой мечтой: несмотря на понесенные потери, его положение было вовсе не безнадежно; оно значительно улучшилось в феврале 1281 года после избрания понтификом еще одного француза, принявшего имя Мартина IV. Пылкий патриот Франции, не доверявший итальянцам, Мартин не скрывал своей решимости подчинить папский престол интересам Французского королевства, и со времени его назначения Карл мог беспрепятственно придерживаться политики экспансии.
Берат преподал ему урок: любой новый поход должен начинаться с моря, и первой его целью стала Венеция. Прежние попытки Карла заигрывать с республикой ни к чему не привели, однако к 1281 году Венеция была готова переметнуться на его сторону. Договор, подписанный 3 июля в Орвьето, предусматривал морской поход против Константинополя, в котором примут личное участие все три государя – Карл (или его старший сын), «император» Филипп де Куртене и дож Джованни Дандоло; поход должен был начаться весной 1283 года. 18 октября, всего через три месяца после его подписания, папа огласил приговор об отлучении византийского императора от церкви.
Михаил VIII был в ярости. Ни один василевс до него не сделал столько для папства, а вместо награды эта церковь наложила на него свой запрет, погубив двадцать лет трудов и оставив его беззащитным перед врагами. Однако даже тогда Михаил VIII не отрекся от унии, но приостановил все действия по внедрению латинских обрядов и приложил все усилия, чтобы восстановить хорошие отношения с греческой церковью – в грядущих испытаниях ее поддержка понадобится ему больше, чем когда-либо.
Карл Анжуйский был тогда самым могущественным государем в Европе. Помимо его королевств – Сицилийского (в которое входила также вся Южная Италия) и Албанского, он был правителем Ахейского княжества, Прованса, Форкалькье, Анжу и графства Мэн, сюзереном Туниса и (снова) римским сенатором. Король Франции был его племянником, а король Венгрии и номинальный император Константинополя – зятьями. Он заключил союзные договоры с Сербией, Болгарией, греческими князьями Эпира и с Венецианской республикой. Папа был марионеткой в его руках. Карл строил триста кораблей в Неаполе, Провансе и в своих портах на Адриатике, а постройка еще ста была заказана на Сицилии; это был достаточно мощный флот, который мог перевезти около 27 000 конных рыцарей и всю экипировку, необходимую для самой амбициозной военной кампании в его карьере.
Карлу противостояли Михаил VIII Палеолог, Генуэзская республика и король Арагона Педро III, который, будучи зятем Манфреда, заявлял законные права на наследство Гогенштауфенов. Его послы дважды приезжали к Михаилу с тайным визитом и каждый раз ехали дальше, на Сицилию, везя туда византийское золото, чтобы усилить недовольство среди местного населения. Карла всегда ненавидели на Сицилии, которую он обескровливал непомерными налогами. К Пасхе 1282 года в Мессине стояла на якоре его огромная армада, а его приказчики ездили по всему острову, реквизируя без компенсаций зерно, фураж, лошадей, крупный рогатый скот и свиней для обеспечения армии в долгом походе, так что антианжуйские настроения уже были на грани взрыва. Роковая искра вспыхнула в пасхальный понедельник 29 марта у церкви Святого Духа в Палермо. На площади, как обычно, собралась толпа в ожидании колокола, зовущего к вечерней мессе. Внезапно появилась группа пьяных анжуйских солдат, и один из них принялся приставать к молодой сицилийке; ее муж набросился на него и заколол кинжалом. Друзья анжуйца ринулись мстить за него, но их окружили и быстро всех перебили. Пока колокола звонили к вечерней молитве, жители Палермо бежали по улицам, призывая своих сограждан восстать против угнетателей. На следующее утро в городе не осталось в живых ни одного француза, а к концу апреля восстание добралось и до Мессины, где жители подожгли 70 анжуйских кораблей, стоявших в гавани. Разъяренный Карл осадил город, но 30 августа в Трапани высадился Педро III, а 2 сентября он вошел в Палермо, где его провозгласили королем. Две недели спустя его послы появились в лагере анжуйцев под Мессиной.
Положение Карла было отчаянным. Единственным разумным решением было вернуться на материк, пока это еще возможно, вновь собрать войска и запланировать новое вторжение на следующий год. Он заявил послам, что, разумеется, отвергает притязания их правителя на остров, однако готов на время отступить. Эвакуация шла все быстрее по мере приближения арагонской армии, и 2 октября жители Мессины открыли ворота своему новому королю.
Для Михаила VIII Палеолога и его подданных эта почти чудесная «сицилийская вечерня» стала очередным доказательством того, что Господь на их стороне, однако тревоги императора на этом не окончились. Росло давление со стороны турок, и не успел он вернуться из Анатолии, как ему пришлось отправлять еще одно войско против Иоанна Комнина Дуки, причем командование он опрометчиво взял на себя. Михаилу шел 59-й год, и перенесенные испытания не прошли для него даром; дойдя до небольшого фракийского поселения Пахомиос, он не смог двигаться дальше. В пятницу 11 декабря 1282 года он умер, объявив преемником своего сына и соправителя Андроника.
Андроник не питал иллюзий касательно непопулярности почившего императора в столице. По его приказу тело отца отвезли в отдаленное место и засыпали землей, чтобы защитить от диких животных. Не было ни могилы, ни погребальной церемонии. Поскольку Михаил VIII официально так и не отрекся от римской веры, в глазах православных он умер еретиком, так что не могло быть и речи о государственных похоронах; а если церковь решит отказать ему в христианском погребении, то лучше было не давать ей такой возможности. Годы спустя останки Михаила перевезли в близлежащий монастырь. Спасший Византию от верной гибели император, в чье царствование был возвращен Константинополь, получил
