Вальтер Скотт - Уэверли, или шестьдесят лет назад

— Ну, а дядя… мой милый дядя?

— Никакая опасность ему не угрожает. Правда (взглянув, от какого числа газета), недавно по городу ходили нелепые слухи вроде того, что здесь напечатано, но они совершенно не соответствуют действительности. Сэр Эверард отправился в Уэверли-Онор, и беспокоиться ему нечего, разве что о вас, а вот вы действительно в опасности: ваше имя упоминается в каждой прокламации, ордера на арест разосланы во все концы. Как и когда вы прибыли сюда?

Эдуард рассказал все свои приключения, умолчав только о своей ссоре с Фергюсом, так как питал слабость к гайлэндцам и не хотел давать полковнику возможность лишний раз высказать свои национальные предубеждения.

— Вы уверены, что видели труп пажа вашего друга Глена на Клифтонском поле?

— Совершенно уверен.

— Ну, тогда этому бесенку удалось увернуться от виселицы, так как на лбу у него было написано: головорез, хотя (обращаясь к леди Эмили) он был очень хорош собой. Но что касается вас, то неплохо было бы вам отправиться обратно в Камберленд, а еще лучше, если бы вы оттуда и не выезжали: все порты закрыты, сторонников претендента разыскивают самым тщательным образом, а язык этой проклятой бабы будет молоть без устали, пока она так или иначе не дознается, что «капитан Батлер» был самозванцем.

— Вы что-нибудь знаете о моей спутнице?

— Ее муж шесть лет служил у меня сержант-майором. Это была бойкая миловидная вдовушка, за которой водились кое-какие деньжата, и он женился на ней. Парень он был упорный, ну и выдвинулся, как исправный служака. Надо будет послать Спонтуна разведать, что она там делает. У него в полку осталось много старых знакомых, и он ее непременно разыщет. Завтра вы должны прикинуться больным и не выходить из своей комнаты. Лечить вас будет леди Эмили, а мы со Спонтуном будем вам прислуживать. Я дал вам имя близкого родственника, которого никто из теперешних моих слуг, кроме Спонтуна, не видел, так что непосредственная опасность вам не угрожает. Постарайтесь, чтобы у вас поскорее заболела голова и стали слипаться глаза, мы вас объявим больным. Эмили, распорядись, чтобы Фрэнку Стэнли приготовили комнату и чтобы больной ни в чем не нуждался.

Утром полковник навестил своего гостя.

— Сегодня я принес вам приятные известия, — сказал он, — ваше доброе имя джентльмена и офицера совершенно восстановлено в отношении двух обвинений неисполнения служебного долга и подстрекательства к бунту солдат полка Гардинера. Я вел по этому поводу переписку с одним из ваших усердных друзей, этим шотландским пастором Мортоном. Первое свое письмо он отправил на имя сэра Эверарда, но я избавил добрейшего баронета от труда отвечать ему. Надо вам сказать, что ваш приятель-разбойник и пещерный житель Доналд наконец попался в руки филистимлян. Он угонял скот некоего помещика по имени Киллан, в общем, что-то в этом духе.

— Килланкьюрейт?

— Он самый. Так вот, этот джентльмен, оказывается, великий хозяин и развел у себя какую-то особо ценную породу скота. А так как он к тому же еще и трусоват, то держал в своем имении отряд солдат для защиты своей собственности. И вот Доналд, ничего не подозревая, сунул свою голову прямо в пасть ко льву: его разбили и взяли в плен. Когда его приговорили к смертной казни, на него стал с одной стороны наседать католический священник, а с другой — ваш друг Мортон. Католического священника он отверг главным образом потому, что расходился с ним во взглядах на значение предсмертного помазания елеем — этот обряд сей экономный джентльмен, видимо, считал бесполезной тратой масла. Так что вывести его из состояния нераскаянности выпало на долю мистера Мортона, который, должен сказать, блестяще справился со своими обязанностями, хоть я и полагаю, что из Доналда получился довольно сомнительный христианин. Как бы то ни было, он показал в присутствии следователя, некоего майора Мелвила, человека, по-видимому, добросовестного и доброжелательного, что всю интригу с Хотоном вел именно он, и подробно объяснил, как в точности все это делалось, так что полностью обелил вас от малейших подозрений в подстрекательстве. Он также говорил, что спас вас из рук офицера волонтеров и отправил по приказу прет… виноват, шевалье, в качестве пленника в замок Дун, откуда, насколько ему известно, вас под конвоем перевели в Эдинбург. Все эти обстоятельства не могут не говорить в вашу пользу. Он также намекнул на то, что и спас вас, и укрыл от преследований по поручению одного лица и получил за это вознаграждение, но сообщить, кто это лицо, он не имеет права. Он добавил, что хоть он и согласился бы удовлетворить любопытство мистера Мортона, которому он так обязан за его духовные наставления, нарушив обычную клятву, однако в данном случае он поклялся хранить молчание на лезвии своего кинжала, что, по его мнению, сделало его клятву нерушимой.

— А какова была его судьба?

— О, его повесили в Стерлинге, после того как мятежники сняли осаду, вместе с его помощником и еще четырьмя молодцами из его шайки, только ему оказали особую честь и сделали виселицу несколько выше.

— Что ж, у меня нет оснований ни печалиться, ни радоваться по поводу его смерти, хоть он мне сделал одновременно и очень много добра и очень много зла.

— Во всяком случае, его признания окажут вам существенную помощь, поскольку они смывают с вашего имени все подозрения, которые придавали обвинениям против вас совершенно другую окраску, если сравнить их с обвинениями, вполне справедливо предъявленными стольким несчастным джентльменам, поднявшим оружие против правительства. Их измена — надо же вещи называть своими именами, хотя и вы в этом провинились, — произошла от ложно понятого долга и поэтому не может считаться позорной, хотя и является в высшей степени преступной. Там, где столько виновных, милосердие должно распространиться на большинство из них. И я не сомневаюсь, что добьюсь для вас помилования, если только нам удастся уберечь вас от когтей правосудия, пока оно не наметило своих жертв и не насытилось их кровью; ведь и в этом случае, как и в других, все идет по поговорке: «Кто первый сел, тот первый и съел». Кроме того, правительство желает сейчас навести особенный страх на английских якобитов, а среди них ему удастся найти лишь очень немного жертв. Это — мстительное и трусливое чувство, но оно скоро выдохнется, так как из всех народов мира англичане наименее кровожадны по своей природе. Но в настоящее время оно существует, и нужно сделать все возможное, чтобы упрятать вас подальше.

В эту минуту в комнату с озабоченным видом вошел Спонтун. Через своих полковых знакомых он разыскал миссис Ноузбэг. Она вся кипела от гнева, узнав, что ехала в Лондон с самозванцем, принявшим имя Батлера, капитана драгунского полка Гардинера. Она собиралась донести об этом в полицию и требовать поимки этого агента претендента; но Спонтун — опытный служака, — делая вид, что одобряет ее решение, добился того, что она отсрочила его исполнение. Однако нельзя было терять ни минуты; эта почтенная дама могла описать мнимого капитана Батлера в таких подробностях, что нетрудно было бы установить его тождество с нашим героем. А это было чревато опасностью не только для Эдуарда, но и для его дяди и даже, возможно, для полковника Толбота. Теперь весь вопрос заключался в том, куда направиться Эдуарду.