Геннадий Ананьев - Князь Воротынский
– Верно. Нужен серьезный разговор с ханом. Хан узнает и о твоем мнении, – ответил Дивей-мурза своему соплеменнику, и тот, вполне удовлетворенный, покинул ставку предводителя войска крымского.
Дивей-мурза, однако, не поделился с Теребердеем своим планом, который он уже выносил и который намеревался предложить Девлет-Гирею. Лишь Аллаху известно, чем бы закончился разговор крымского хана с лашкаркаши, если бы не доложили Девлет-Гирею почти сразу же, как Дивей-мурза начал говорить о своих сомнениях, что прискакал посланник от передового тумена.
– Пусть войдет, – повелел хан.
– Русские стоят на левом берегу Нары. Передовая тысяча уже напала на них.
Не сказал, что разбита в пух и прах, побоявшись вызвать этим гнев ханский и, возможно, лишиться головы.
– Разведали, сколько полков? – спросил Дивей-мурза.
– Мы взяли языка. Один полк.
– Всего один?!
– Да. Мы пытали пленного, он…
Девлет-Гирей, перебив гонца, повелел ему:
– Передай темнику нашу волю: пусть очистит дорогу. Ему в помощь мы посылаем еще тумен ногайцев.
– Велика ваша мудрость, о, великий хан, – заговорил Дивей-мурза, когда они вновь остались одни. – Два тумена лучше одного управятся с полком. Остальное войско, хан, да продлит Аллах годы вашего владычества, предлагаю разделить немедленно. Большую часть пустить на Боровск, меньшую – на Коломну. Двумя этими дорогами подойдем к Москве. С туменами по Боровской дороге пойду я, на Коломну поведет тумены Теребердей. Вам, мой повелитель, и всему обозу лучше двигаться со мной. Тумены же, посланные вами на русский полк, не шли бы в бой сразу, а лишь держали бы русских на привязи. Пусть думают, что мы выжидаем подхода главных сил. Русские воеводы не могут не знать правило великого Чингисхана, достойным потомком которого являетесь вы, великий хан: не атаковать противника, если нет у тебя десятикратного превосходства. Так мы обведем вокруг пальца гяуров и без всяких помех возьмем Москву. – Лашкаркаши сделал паузу и спросил Девлет-Гирея: – С каким крылом войска своего желаете, свет моих очей, двигаться вы с будущими управителями русского улуса Золотой Орды?
– Мы желаем одного: не бегать трусливым зайцем по дорогам, которые волей Аллаха принадлежат нам. Все! И не для того мы собрали такое войско, чтобы бежать вправо и влево, встретив на пути полк наших завтрашних рабов. Мы сметем всех, кто посмеет сопротивляться нашим туменам!
Лицо хана побагровело от гнева, глаза метали молнии. Казалось, вот сейчас хан хлопнет в ладоши, вбегут в шатер верные ханские гвардейцы, и он повелит им: «Сломайте хребет трусу!» Дивей-мурза ждал именно этого исхода, готовый принять смерть вполне уверенным в своей правоте. «Моя смерть дорого тебе обойдется, безмозглой властолюбец!» Хан, однако, принял необычное для него решение. Он, как бы с великим сожалением, проговорил:
– Мы совершили ошибку, назначив тебя лашкаркаши. Ты не главнокомандующий похода, ты – всего лишь темник. Хороший темник, и не больше.
Об этом разговоре Дивей-мурзы с ханом князь Михаил Воротынский узнает лишь через несколько дней от самого Дивей-мурзы, пока же он с нетерпением ждал новых вестей от своего соратника Федора Шереметева. И они пришли. Даже прежде ожидаемого. Тумена два или три налетело на полк, и его бегство не могло вызвать никакого подозрения. Все сделано так, как и следовало сделать.
Ликовал главной воевода окской рати. Понеслись гонцы к первым воеводам полков с приказами идти на соединение с Большим полком. Послал гонцов князь Воротынский и к воеводам большого огненного наряда, и гуляй-города.
Еще пуще князя Воротынского ликовал хан Девлет-Гирей. Гонца, принесшего весть о разгроме русской рати (гонец по повелению темников вдвое увеличил силы русских) и положившего саадак казанского хана к ногам Девлет-Гирея, назначил тысячником. Не сдерживая гордости за свое мудрое решение, хан велел позвать Дивей-мурзу, чтобы унизить того прилюдно, заставив выслушать рассказ гонца о большой победе над гяурами и самолично посмотреть на знатный трофей.
– Этот саадак казанского хана не мог носить простой воевода, – торжествуя, внушал хан Дивей-мурзе. – Мы разбили не полк, а все воинство гяуров. Путь на Москву свободен. Тех, кто остался в Серпухове, мы станем держать в осаде. Они нам не помеха.
Очень хотелось Дивей-мурзе возразить хану, предупредить, что он ошибается, и эта ошибка может обернуться большой бедой, но сделать этого не посмел. Он заставил себя промолчать. А хан, полный надежд, торжествующе повелевал:
– Завтра с рассветом идем на Москву по Серпуховской дороге. Никого не трогать, деревни и города не сжигать, пленных не брать. Отныне гяуры – наши подданные. Брать только необходимое на корм коням и для пищи моим воинам! За ослушание – смерть! Нам нужны рабы. Как можно больше рабов! Нам не нужны разрушенные жилища, запустелые пашни, бесскотные пастбища!
На десяток верст вытянулось сжавшееся было татарское войско, и поползли захватчики многоголовым чудищем неспешно, будто и впрямь нечего было ему опасаться. Хан, однако же, себя и свой походный гарем окружил внушительной силой телохранителей, его примеру тут же последовали царевичи, мурзы, князья и муллы. Но это никого не удивило (ибо так завещал великий Чингисхан), кроме нескольких нойонов и темников, которые, как и Дивей-мурза, не очень-то верили в повторение пройденного. Тем более что им постоянно доносили о множестве русских разъездов, шныряющих вокруг войска от головы до пят, а пойманные языки ничего вразумительного не говорят даже под пытками. Похоже, они и сами ничего не знают.
Да, это было именно так. Князь Воротынский еще полный день не покидал своей главной ставки, оттуда посылал он казаков-порубежников лазутить. Туда же велел присылать гонцов с донесениями.
Малая часть Сторожевого полка тоже продолжала перестрелку с крымцами, все делая так, словно противостоял разбойной рати целый полк, сам же полк не знал, что оказался в полной изоляции, что Серпухов давно обойден крымцами, а князь Воротынский специально не посылал к оборонявшимся связных, чтобы, не дай Бог, не попали бы те в руки татарские. Лишь к исходу дня воеводы на свой страх и риск отпятились от Оки и укрылись за стенами Высоцкого монастыря, и крымцы осадили его. Сил на то, чтобы окольцевать и Серпухов, у них не доставало, им было впору сдерживать вылазки из монастыря. Хану же своему они доносили (один из таких гонцов был перехвачен и под пытками признался, что именно он должен был сообщить хану), что плотно окружили крупные силы русских и не выпускают их из крепости. На это и рассчитывал Воротынский, не спешивший покидать своей ставки, где ежегодно сиживали главные воеводы окской рати.
