Геннадий Андреев - Белый Бурхан
Тирада гостя смутила Амгалана. Возьми его! Теперь можно не сомневаться, что он прислан таши-ламой! Но как быть с его просьбой? Согласен работать в любой должности… Может, сторожем у ворот? Нет, он точно знает, что должность сторожа ему не посмеют предложить!..
— Ваши знания и ваш опыт, лхрамба, так велики, что у меня и должности для вас не найдется… — Амгалан сокрушенно развел руками и покачал головой. — Разве уступить вам свою! — Он рассмеялся. — Но это уже решаю не я…
Самдан снисходительно усмехнулся. Он хорошо знал, кто и что решал в этой школе.
— Хорошо, Амгалан. Скажу по-другому: я послан в вашу конюшню главным наставником, и я им буду, если даже для этого придется кое-кому дать под зад!.. Что касается тебя, то кандалы давно уже звенят на твоих руках, ты их просто не видишь!
Амгалан втянул голову в плечи, узнав голос. Он принадлежал переводчику в полиции, где ширетуя допрашивали по поводу смерти двух мальчиков, что умерли при испытании нового лекарства из белены. Чиновник был дотошным, разбирался в тонкостях приготовления лекарств, но не арестовал Амгалана, а отпустил его, добившись признания, что лекарство готовила лаборатория Падмы Лувсана. А вызванный другим чиновником старший наставник школы все свалил на Амгалана.
— Я возьму вас на службу, лхрамба… — Амгалан отер обильный пот с голого черепа и улыбнулся горько и вымученно:-Ошибки возможны, я понимаю… Но что я сообщу в Лхасу?
— В Лхасу ничего пока сообщать не надо. И не потому, что тебя немедленно заменят другим ламой. Положение Тибета сейчас тяжелое, и далай-лама не намерен ссориться с русскими… И хотя смертная казнь отменена, для тебя, Амгалан, могут сделать исключение. Доказать свою правоту ты не сможешь, а твою вину русские докажут очень просто… Думай! Иногда это полезно.
Самдан вплотную подошел к ширетую, насмешливо поглядел в его испуганное и встревоженное лицо:
— Я помогу тебе, Амгалан. Но — услуга за услугу!
— Я слушаю вас, лхрамба.
— Никто не должен знать, что я направлен в твою школу русской полицией.
Еще в Иркутске, выпуская его из тюрьмы, ротмистр Синеоков, поглаживая свои щеголеватые усики и глядя на него глазами цвета бутылочного стекла, сказал на безупречном английском языке:
— Все ваши сведения весьма любопытны, но они выпадают из моей компетенции. Поедете в Санкт-Петербург! Там советую вам сразу же посетить департамент полиции и лично побеседовать с его высокопревосходительством Алексеем Александровичем Лопухиным. Человек он весьма влиятельный, облечен необходимой властью и охотно использует вашу информацию. Разумеется, если вы, профессор, не будете излишне щепетильны кое в каких мелочах конфиденциального порядка. Тибет находится в сфере интересов русского правительства, как равно Китай, Монголия, Урянхай, хотя эти интересы и перекрещиваются с английскими и японскими… В общем, вы можете помочь и, естественно, помогут вам!
У Самдана не было выбора и он дал согласие на сотрудничество. Ротмистр Синеоков был вполне удовлетворен, выдал гостю проездные документы, временное проходное свидетельство с ограниченным сроком действия, письмо конфиденциального содержания на имя Лопухина, немного денег, прибавив с той же официальной улыбкой на безразличном лице:
— Я сделал для вас все, что в моих силах, не беспокоя понапрасну его высокопревосходительство генерал-губернатора. Думаю, что не следует втягивать в это большой круг административных лиц. Да это, мне кажется, и в ваших интересах, профессор, тоже…
Самдан сделал, как советовал Синеоков. А попав на прием к Лопухину, передал и пакет от ротмистра. Не раскрывая послания, Лопухин в крайнем изумлении смотрел на ламу — такие гости его департамент посещали нечасто. Потом спросил по-русски:
— Вы прямо из Тибета?
Услышав знакомое название страны, Самдан кивнул, потом объяснил ему на английском суть дела. Лопухин изумленно пошевелил пальцами, прочел письмо ротмистра, более заинтересованно посмотрел на Самдана:
— Вы владеете только английским, профессор?
— Плохо, как и другими европейскими языками. Вам легче найти бурятского переводчика.
— Бурятского? Найдем… Сейчас вас проводят на квартиру, где вы будете жить. Мы с вами скоро встретимся.
— Хорошо, генерал.
Вызвав дежурного офицера и поручив ему далекого гостя, Лопухин достал чистую папку с черным государственным орлом, собственноручно написал «Бурханизм в России», вложил письмо Синеокова и документы Самдана, бросил в сейф. Особого значения этому новому делу Алексей Александрович не придавал, считая его скорее информационным, чем имеющим какое-либо практическое значение для России.
Потом последовала серия бесед с Самданом через переводчика-бурята, и Лопухину пришлось многое поменять в своей первоначальной точке зрения: какая-то серьезная ситуация, действительно, вызревала. Тибет все еще оставался тайной за семью печатями, хотя кое-что за последние годы и приоткрылось. Когда же внимание Лопухина переключилось с таинственной миссии, отправленной куда-то в район Алтая, на школу тибетской медицины, открытой недавно в столице, Самдан покачал головой:
— Это бессмысленное предприятие. Тибетская медицина строится не столько на методах лечения и лекарствах, сколько на психологии и философии веры. Не думаю, что эта школа что-то серьезное, если только она не выполняет в России какую-то иную роль.
Лопухин нашел замечание профессора справедливым:
— Да, эта таинственная школа уже сделала определенный шум в кругах, близких ко двору, и иметь там своего человека нам не повредит. Если у вас есть желание, профессор, займитесь ею сами… Я дам необходимые распоряжения.
Лувсан был даже не удивлен, а поражен решением ширетуя. Но тот быстро и резко осадил его:
— Он послан Тибетом. И там знают о нас больше, чей мы думаем… Я ничего не мог поделать, если бы даже и захотел.
Лувсан ушел обиженным. Этого и следовало ожидать — на чувство благодарности старший наставник не был способен. Самдан вставал теперь нерушимой стеной между ним и ширетуем. Это не могло не задеть самолюбия Падмы: новый наставник вправе запретить его непосредственное общение с Амгаланом. К тому же, и самому Амгалану, судя по всему, теперь было не до самолюбия и интересов Лувсана, поскольку его собственная судьба была подвешена русскими за волосок. Хорошо еще, что Самдан не отказал ему в своей помощи!
А новый наставник, облачившись в белый халат и белую шапочку, осмотрел все лаборатории, мастерские и помещения для занятий, с горечью вспоминая свое хозяйство в «Эрдэнэ-дзу». Нищета и никчемность оборудования и инструментария школы были изумительны: не было даже точных весов, не говоря уже о микроскопе! Мудрено ли, что дети, на которых Падма испытывал свои лекарственные препараты, в лучшем случае становились калеками?
