Бенджамин Рошфор - Фанфан и Дюбарри
— Пешком?
— Вон там, за лугом — лес. Я провожу вас до него и выведу на дорогу в Лос Пасайос! Ведь я жил здесь лет десять назад!
— Зачем мне исчезать сейчас? Я совершенно выбился из сил! Баттендье с дамами, как полагаю, не тронутся с места до рассвета!
— Верно! Но полицейские — другое дело!
— Полицейские? Какие полицейские?
— Те, которым принадлежит вот этот второй экипаж рядом с нашим, и три саврасых на лугу… Это полицейские агенты, которые должны арестовать Лафайета и… и его друзей! Это они так раскричались. Они там не слишком вежливо расспрашивают Баттендье и дам, поскольку находят странным, что встретили здесь французов, которые не могут объяснить, зачем они в Испании. И у меня такое впечатление, подозревают, что те тоже хотят присоединиться к Лафайету!
— Тогда пошли отсюда! — сказал Тюльпан. — С ними ничего не случится, а вот со мной…
Кучер Алкид пошел вперед и так они молча добрались до леса. Кучер передумал убивать Тюльпана и решил его только оглушить. Зная, что у Тюльпана с собой больше ста тысяч франков, Алкид решил, забрав деньги, вернуться в гостиницу и сообщить полицейским, где найти Тюльпана, а заодно и то, что Лафайет готовится к отплытию из бухты Лос Пасайос. название бухты Баттендье ему не выдал, зато теперь, узнав от Тюльпана, радовался тому, что в дополнение к сотне тысяч франков получит ещё и награду за предательство!
***В лесу стояла полная тьма — и тихо так, что слышны были только их шаги — шуршали под ногами сухие листья. Кучер Алкид решил дождаться, пока они выйдут на дорогу, о которой говорил Тюльпану — там было лучше всего видно и легче осуществить задуманное. И вот он, резко обернувшись, нацелил свой гигантский кулак Тюльпану в живот!
Будь все так, как задумано, удар этот переломил бы Фанфана пополам, потом Алкид ударил бы его в лицо коленом, локтем в шею — и с Тюльпаном было бы покончено!
Но только так не получилось! Тюльпан с тех пор, как побывал на войне, носил под одеждой пояс с кошелем впереди, и перед отъездом спрятал туда взятые у Оливье деньги. И вот теперь удар Алкида пришелся прямо по тугой пачке банкнот! И Тюльпан не рухнул лицом вперед, а отлетел на метр назад, споткнулся о корень и рухнул навзничь — так вопреки всем законам морали его спасли ворованные деньги! Потом Тюльпан обеими ногами ударил снизу вверх по кинувшемуся на него громиле. Однако тот только вскрикнул от боли, всем весом рухнув на Тюльпана, чтобы задушить его! Тюльпан, крутанувшись как червяк, схватил кучера за уши и рванул их так, словно хотел оторвать. Кучер, взревев, отпустил его. Соперники одновременно вскочили на ноги, кучер взмахнул кулачищем, метя Тюльпану в голову, но промахнулся, чем не преминул тут же воспользоваться Тюльпан, подскочив вплотную к нападавшему и вонзив пальцы в его ребра. По тому, как кучер подскочил, понял, что нашел верное средство! Этот громила боялся щекотки! Пытался вырваться, но щекотка действовала на него как электрический ток на лягушку, совсем обезоружив. Издавая короткие истерические вопли, весьма похожие на безумный хохот, бандит наконец согнулся вдвое, держась за живот — и тут же получил от Тюльпана убийственный удар коленом в рожу и потом — ребром ладони по шее точь-в-точь как собирался он Тюльпану сделать сам. И после этого бой закончился.
***Часом позже трое тайных французских агентов, запрягая лошадей в свой экипаж увидели, как со стороны луга к ним направляется кучер Алкид, держась обеими руками за шею, с распухшими губами, окровавленным носом и так отделанной физиономией, что ясно было — здорово ему досталось. Алкид был вне себя от ярости. Полицейские, только что громко обменивавшиеся мнениями, умолкли при его приближении.
— Ну что? Добились вы чего-то от моих хозяев? — с трудом прохрипел кучер.
— Ничего! — ответил тот, кто явно был старшим, маленький человечек в очках. — Они направляются по делам в Мадрид. А что? Разве это неправда?
— Они преследуют мужа той толстухи, что не отважилась вам в этом признаться, поскольку муж-то направляется как раз к Лафайету! Но одно дело, если его догонят они, и совсем другое — если вы. Поэтому вам ничего и не сказали!
— Это им дорого обойдется! — сказал один из агентов, долговязый тип, смахивавший на священника.
— Почему же? — заметил начальник. — если они хотят помешать беглому супругу присоединиться к Лафайету, значит, они не на стороне этого генерала бунтовщиков!
— Но если собираются настичь его у Лафайета, стало быть, знают, где Лафайет сейчас! — возразил долговязый. — Не так ли? — обратился он к кучеру.
— Они вам сказали?
— Нет.
— Ага! Тогда это им может дорого обойтись! — заявил начальник и тоже повернулся к кучеру. — Где это?
— Лос Пасайос, три-четыре лье отсюда. Я вас туда довезу, я знаю тут все дороги, я лучший кучер в Бордо! — задыхаясь, хрипел Алкид, дрожа от нетерпения при мысли, что скоро сможет отомстить и что — быть может наконец-то заполучит ту толстую пачку тюльпановых денег.
Вскочив на козлы, схватил кнут и с самонадеянностью, ещё удвоенной его безумной яростью, заявил:
— Сейчас увидите, на что я способен!
***Тюльпан уже не меньше часа торопливо шагал по пыльному проселку, освещенному луной, и начал уже потным лицом ловить первые порывы морского бриза, когда услышал вдруг топот лошадей и отчаянное хлопанье бича. Отчаянное — это слабо сказано, ибо, оглянувшись, он увидел, как метрах в ста за ним летит карета!
Баттендье? Нет, лошади были светлой масти. Значит, это полицейские! Тюльпан отскочил в сторону в кювет и через несколько секунд мимо него с адским грохотом пролетел дребезжащий экипаж, чьи перегруженные рессоры скрипели и стонали. На миг он углядел на козлах кучера, не перестававшего кнутом обхаживать лошадей — это был кучер Алкид, гнавший упряжку в гору! Не снижая скорости, экипаж вылетел на гребень и начал спускаться по противоположному склону — так быстро, что казалось, — экипаж рушится в пропасть со всем содержимым.
— Ай-я-яй! — сказал Тюльпан, вежливо добавив: — Мсье, да сохранит Господь ваши души!
То же самое делали и трое в экипаже. Держались друг за друга и вопили, словно настал конец света. Один уже обмочил штаны.
— Иисус, Мария, Иосиф! — молил долговязый, смахивавший на священника. — Простите мне мои прегрешения! Я никогда уже не изменю жене своей, клянусь!
А человечек в очках — начальник! — орал, уже сорвав голос:
— Остановитесь! Я вам приказываю остановиться!
И тот, кто наделал в штаны, и тот, кто так упорно орал на Алкида, ничего добиться не смогли. безумный кучер непрестанно подгонял коней, движимый яростью и жаждой добыть сто тысяч франков и заодно побить все мыслимые рекорды! И безумие охватывало его тем больше, чем сильнее кровоточила рана над бровью, так что видел он теперь только одним глазом! И не прошло и тридцати секунд с момента, как карета пушечным ядром пролетела мимо Тюльпана, как он услышал чудовищный грохот!
