Степной найдёныш. Сюзи. Кларенс. Кресси - Фрэнсис Брет Гарт
Она успела стянуть перчатки и встала за партой.
— Мне как, начинать с того места, где я остановилась? — томно спросила она, указывая на принесенные учебники.
— Пока — да, — сухо ответил учитель.
Уроки начались. Позднее, когда, совершая свой учительский обход, он очутился у ее парты, оказалось, что она пришла вполне подготовленная к уроку, словно у нее и в мыслях не было, что ее возвращение в школу могло быть нежелательным; словно она вообще только вчера отсюда вышла. Проходила она еще самые простые вещи, ибо успехами в учении никогда не отличалась, но он недоверчиво отметил про себя, что сегодня она старается больше обычного. В этом чувствовался даже своего рода вызов, точно она решила отмести всякие препятствия к своему возврату в школу, основанные на ее нерадивости. Учитель был вынужден ради самозащиты обратить внимание на кольца, которыми были унизаны ее пальцы, и на толстый браслет, вызывающе поблескивающий на ее белой руке, — ее маленькие одноклассники заметили все это еще раньше, и Джонни Филджи громким шепотом на весь класс объявил, что браслет — «чистое золото». Учитель, не глядя на нее, сурово призвал зевак к порядку.
В роли невесты ее в школе никогда особенно не любили, только Октавия Дин и еще несколько старших девочек испытали на себе таинственное очарование этого слова. Красавец Руперт Филджи, безоговорочно отдавая предпочтение немолодой супруге хозяина местной гостиницы, считал ее девчонкой и выскочкой, из тех, кто особенно страдает этой возмутительной привычкой «дышать» на него. Тем не менее учитель не переставал ощущать ее присутствие и не мог отделаться от мысли об этой ее дурацкой истории с помолвкой. Он пробовал убедить себя, что это всего только заурядный эпизод жизни Дальнего Запада и к тому же смешной. Но почему-то ему не было смешно. Вторжение этой невозможной девицы нарушало не только школьный распорядок, но и размеренный ход его собственной жизни. Оно развеяло его привычные смутные грезы, которым он любил предаваться в часы занятий, грезы, уносившие его куда-то далеко и вместе с тем сближавшие его с его маленькими подопечными, которые угадывали в нем, взрослом мечтателе, способность понимать их детские нужды и слабости.
На перемене к Кресси подошла Октавия Дин, с гордостью обвила ее рукой за талию, обменялась с ней многозначительной заговорщицкой улыбкой и вышла вместе со всеми из класса. Учитель за столом и Кресси Маккинстри, замешкавшаяся у парты, остались одни.
— Твои родители не поставили меня в известность о том, что ты возвращаешься в школу, — сказал он. — Я надеюсь, это их решение?
Этот вопрос ему подсказала мысль, что она могла действовать по уговору со своим женихом.
Девушка бросила на него томно-недоуменный взгляд.
— Я думаю, они не против, — отвечала она с тем же презрением к родительской опеке, какое выказал раньше Руперт Филджи; очевидно, это было в обычае у местных детей. — Мать хотела даже прийти поговорить с вами, но я сказала, что не стоит.
Она присела на край парты и, потупившись, описывала полукруги носком хорошенького башмачка, выглядывающего из-под подола. В этой вызывающей и в то же время небрежной позе изящно обрисовывались ее талия и плечи. Учитель это заметил и заговорил еще суше.
— Значит, это надо понимать как нечто постоянное? — холодно спросил он.
— Чего-чего? — не поняла Кресси.
— Должен ли я понимать, что ты намерена регулярно посещать школу? — сдержанно объяснил учитель. — Или это так, на несколько дней, пока…
— А-а, — сказала Кресси, невозмутимо поднимая на него свои голубые глаза. — Вы вот про что. Ну, с этим все кончено. Уже три недели, — добавила она пренебрежительно, описывая носком башмачка все более широкие полукруги.
— А как же Сет Дэвис? Он тоже вернется в школу?
— Он-то? — Она мелодично рассмеялась. — Ну нет. Пока я тут, едва ли он объявится!
Она поглубже села на крышку парты, так что ее нарядно обутые ножки теперь болтались, не достигая пола в своем кокетливом танце. Потом вдруг решительно сдвинула каблучки и встала.
— Значит, все? — спросила она.
— Все.
— Мне можно идти?
— Да.
Она сложила книги в стопку, но не уходила.
— А вы как поживаете? — спросила она равнодушно-любезным тоном.
— Благодарю, хорошо.
— Вид у вас роскошный.
Томной, гибкой поступью барышни с Юга она подошла к дверям, распахнула их и вприпрыжку бросилась к Октавии Дин, закружила ее, затормошила и увлекла куда-то прочь, а через минуту появилась на площадке для игр, чинно расхаживая с подругой в обнимку и что-то шепча ей на ухо с многозначительным и недоступно-взрослым видом на зависть младшим ребятам.
После уроков, когда школьники разошлись, а учитель остался, чтобы дать указания своему заместителю Руперту Филджи насчет занятий с дядей Беном, этот юный и раздражительный Адонис, выслушав его, вдруг дал волю своему недовольству:
— Значит, эта Кресси Маккинстри теперь все время будет ходить, мистер Форд?
— Да, — сухо ответил учитель. — А что?
Руперт возмущенно тряхнул головой, и каштановые кудри упали ему на лоб.
— Да противно; только обрадовался, что избавился от нее и от этого осла, ее ухажера, и вот пожалуйста, является, да еще разодетая вся, словно целую модную лавку разворовала на пожаре.
— Ты не должен давать волю своему недоброжелательству, Руперт, и так говорить о своем товарище по учению, да к тому же еще барышне, — сдержанно упрекнул его учитель.
— Таких товарищей и таких барышень в лесу за каждым кустом полно, — ответил Руперт. — Знал бы я, что она снова придет, — он в сердцах стукнул себя по коленке загорелым кулаком, — да я бы…
— Что ты бы?
— Я бы прогуливал, пока она снова не бросит школу! Небось, недолго пришлось бы ждать, — добавил он с таинственным смешком.
— Довольно, — строго сказал учитель. — Лучше займись своими обязанностями и попробуй доказать дяде Бену, что ты не просто глупый, несправедливый мальчик. Не то, — заключил он многозначительно, — как бы мы с дядей Беном не отказались от нашего уговора. Я проверю ваши успехи, когда вернусь.
С этими словами он снял шляпу с вешалки у двери и, повинуясь внезапно созревшему решению, вышел из школы, чтобы навестить родителей Кресси Маккинстри. Что именно он им скажет, он пока не знал, но по привычке полагался на вдохновение. В крайнем случае откажется от места — оно требовало от него теперь слишком много деликатности и такта, чтобы можно было спокойно работать, да и вообще приходилось признать, что учительство —
