Медведь - Дмитрий Вилорьевич Шелег
Приписка гласила: «Вознаграждение „сколько пожелает“».
Пробежав глазами по бумаге, торговец поклонился:
– Для меня большая честь доставить послание в сам Милдхолл!
Гор повторил:
– Это секретно! Никому!
Торговец сделал знак, прикрывая свой рот рукой.
* * *
Горничная, молодая женщина, одетая в белый передник и чепчик – на европейский манер, несла по коридору поднос с фарфоровыми кофейником и чашкой на блюдце.
«Вот уж господа, кофею пьют себе да с жиру бесятся, – думала она. – Пробовала я енто кофее, Машка с кухни по-тихому наливала, фу! – горькое, а деньжищ тянет… одиннадцать копеек!»
Настроение у горничной было не из лучших: на днях она узнала, что нагуляла ребеночка, в голове крутились мысли: «И что теперь делать? С работы попрут – как пить дать, так и жить негде. Домой в деревню брюхатой ехать, так там собственная мать прибьет, своих ртов – не прокормить. Хоть возьми да повесься! А у Машки спроси совета, так она снова заладит своим скрипучим голосом: „А я говорила!.. А я говорила тебе, Анюта! “».
С такими мыслями Анюта, стараясь аккуратно держать поднос, постучала в дверь номера «7». Ответа не было. Она прислушалась – тишина.
Она захотела было открыть дверь запасным ключом – такое разрешалось – и уже потянулась к кармашку передника, как поднос наклонился, и чашка с блюдцем соскользнули с него и как-то медленно в ее глазах начали падать на пол. Анюта начала читать молитву «Во спасение…» и, кажется, успела прочитать ее всю полностью, пока они падали. Но, видно, все-таки только половину прочитала, потому что блюдце звонко вдребезги разбилось о деревянный пол, а чашка покатилась себе, виляя по коридору.
Анюта заплакала:
– Сейчас еще за блюдце высчитают.
Пока она вздыхала да охала, чашка докатилась до лестницы, и… полетела по ступенькам вниз.
Анюта с горя села на пол коридора и… твердо решила повеситься. Но звона разбитой чашки она так и не дождалась. Поставив поднос на пол, она решила узнать судьбу чашки и пошла к лестнице.
Но тут ее осенило: «Посуда бьется к счастью, а чашка-то не разбилась!»
Анюта остановилась: «Значит, будет беда! Не пойду в этот номер!»
* * *
Так она стояла в растерянности и не знала, что делать, пока дверь номера «11» не отворилась и из него не вышла Мадмуазель. Она рассеяно посмотрела на заплаканное лицо Анюты, сунула ей в руку монету и начала спускаться по лестнице. Шаг, еще шаг – и Анюта услышала, как чашка снова запрыгала вниз.
«Ну и будь что будет», – Анюта подумала и начала рассматривать нерусскую монету с королевой, «потому что в короне», на одной стороне и чем-то непонятным на другой стороне.
Так и не дождавшись звона разбитой чашки, Анюта спустилась с лестницы и, к своей большой радости, увидела ее – целехонькую. Она быстренько подняла ее, протерла передником, от греха подальше, и решительно направилась в коридор за подносом.
* * *
Тихонечко открыв дверь номера «7», Анюта замерла от увиденного, и поднос сам собой полетел на пол…
В центре комнаты спиной к ней сидел совершенно голый крепко сложенный мужчина и делал руками какие-то непонятные плавные движения, от которых мышцы на его спине перекатывались, сходились и расходились. Хоть при догорающих свечах все было в полумраке, Анюта увидела, что вся его спина разрисована какими-то знаками. Она слышала, что такие нестираемые рисунки делают чернилами слуги Антихриста, но самой видеть ей довелось впервые.
В голове у Анюты пронеслось: «Надобно бежать в полицию. Авось и награду каку дадут!»
В этот момент мужчина резко обернулся и вскочил на ноги…
* * *
Под утро Машка проснулась в тесной коморке на двоих и не увидела своей соседки.
Засунув руку под ее одеяло, поняла: «Постель холодная. Видно, снова к «милому» подалась. Эх! Рисковая…»
Думать ей ни о чем не хотелось: надо было вставать и идти готовить завтраки для постояльцев. А как любил говаривать хозяин: «Завтраки на то и завтраки, чтобы их готовить из того, что осталось от вчера – на завтра. А это – наука. Надо знать, кто останется дальше постояльцем, а кто съедет. В этом весь толк!» Машка сладко потянула свое плотное полукруглое тельце и начала собираться.
* * *
На кухне она и нашла свою соседку, которая висла на бельевой веревке под потолочной балкой первого этажа.
* * *
Машка первым делом бросилась к Анюте – холодная, неподвижная, только рука разжалась, и из нее выпала монета. Машка, не будь дурой, сунула ее за щеку и понеслась вопить «Караул!». Тут-то и началось… гвалт… постояльцы все начали улепетывать, а кто-то под шумок норовил и не расплатиться… скандалы… понаехало полиции… начали ловить кого ни попадя…
* * *
Уже ближе к обеду началось дознание. Хоть в городе частенько случались душегубства, но до самоповешенья мало кто доходил.
Полиция расположилась прямо в ресторации.
* * *
Дошла очередь и до Машки.
Опрос вел молодой полицейский капитан-исправник, при серебряных погонах на новенькой с иголочки форме. Но Машкиному наметанному глазу сразу стало видно, что он вчера «здорово перебрал», поэтому много вопросов не задавал.
Протоколы молчаливо писал пожилой, усатый, с пышными бакенбардами полицейский – помощник исправника, судя по замусоленной форме – не из женатых.
Исправник встал, утер испарину со лба:
– Олег Ярославович, заканчивайте оформление и отпускайте девку. Я пойду, выйду на воздух, похожу, душно тут.
Машка вздохнула с облегчением и собиралась было вставать, как полицейский, не поднимая головы от протокола, показал ей рукой: «Сиди».
Все также, не поднимая головы, он спросил, «окая»:
– А что, голубушка, взяла ты чего у повешенной?
Машка застыла на мгновенье, но потом ответила:
– Что вы, что вы. Нет, конечно.
Полицейский поднял на нее глаза, их тяжелый взгляд приковал Машку к лавке.
Он постучал пальцем по столу:
– Ложи сюда.
Машка, сама не своя, не понимая, что делает, встала, подошла и, неловко расстегнув несколько пуговок платья, достала монету, хранившуюся в районе пышной груди. Затем положила ее точно в то место на столе, на которое указал полицейский.
Полицейский бросил взгляд на монету и сказал Машке:
– На каторгу хочешь?
Машка замотала головой.
– Тогда беги из города, и чем быстрее… – продолжил он.
Машка быстро-быстро закивала и побежала в свою каморку собирать манатки.
* * *
Начальства все не было, и помощник сам начал проводить дознание. Еще через несколько опрашиваемых человек завели Мадмуазель, которая оказалась просто Василиной, да не из местных легализованных