Путешествие сквозь время. Божественный ветер - Анастасия Валерьевна Колпашникова
— Ну, пойдём заниматься фальсификацией документов? — поторопила Маша, вставая.
— А вы пойдёте с нами? — удивился Такамото.
— Конечно. Мы ещё перед приездом сюда пообещали вашему господину быть полезными.
— Хорошо. Идём вместе, — разрешил Мияги. — Акира, не сутулься! И иди маленькими шажочками!
Мы с Машей зашли ещё раз на женскую половину, чтобы взять кое-что из наших вещей, оставшихся там. Мы мы рассовали по карманам упаковку аспирина (почему бы и нет?), пакет с остатками пряников (пару раз они нам уже пригодились) и шариковую ручку. Также мы взяли пару шёлковых роб, позаимствованных у Оцухимэ, и накинули их на плечи, Маша — оранжевую на жёлтой подкладке, я — красную на бледно-розовой. Теперь мы сочли себя готовыми нагнать наших друзей у ворот усадьбы.
***
— Значит так, — Такамото стал посвящать нас в свой план. — Мы отправляемся в усадьбу Ходзё Токимунэ-сама. Не думаю, что получится взять повозку Окады-сама, поэтому прибегнем к помощи рикши. Потом вы всех отвлекаете, а Акира ищет документы.
Он резко замолчал, когда увидел, что кто-то подходит к воротам. Это оказался Мацуда с вязанкой дров.
— Мацуда! — обрадовался Мияги. — Мне тут надо отлучиться с тренировки… Если Окада-сама спросит про меня, скажи, что мне надо… В общем, надо мне, вот!
— Ты куда? Я с тобой! — Мацуда легко, как пушинку, бросил на землю вязанку дров и побежал за нами. — Погоди, а кто эта девочка?
Мы с Машей подумали, что он спрашивает про нас и открыли рты для объяснений, но Такамото с улыбкой повернулся к Акире:
— Я же говорил, что тебе идёт! Мацуда, мы идём в усадьбу сиккена подделывать документ о защитных войсках. Хочешь посодействовать нам?
— Конечно! — с неожиданной беспечностью откликнулся воин.
Он перевесил через плечо Акиру, который не мог идти быстро, и мы побежали в Камакуру.
Глава 8
Танабата
Два рикши — один постарше, другой помоложе — ждали готовых заплатить путешественников, облокотившись на свои открытые повозки с большими колёсами. У обоих загорелись глаза, как только они увидели приближающуюся к ним благородную даму (точнее, переодетого в благородную даму Акиру).
— Химэсама! Садитесь в мою повозку, она почти новая, в мгновение ока увезёт вас за тысячу ри отсюда, — молодой рикша оказался побойчее, когда дело касалось до привлечения внимания путешественников. — Как ваше имя?
— Аки… Акико, — Акира запнулся, придумывая себе женское имя.
— Акико-химэсама, повозка у него, может, и новая, но возьмёт он с вас в три раза больше! — с другой стороны к парню подошёл второй рикша и стал тянуть на себя одеяло. — А куда вы направляетесь?
— К усадьбе сиккена, — ответил Акира.
— И мы с ней!
К повозке широким шагом подошёл Мацуда, которого догоняли мы с Машей и Такамото. Рикши, казалось, не заметили остальных, и уставились на крупного мужчину, теряя дар речи от ужаса.
— Так что, едем? — бывший борец сумо протянул работникам мешочек с монетами. — Вот, по пять корейских мон на человека!
— Конечно, садитесь, — сказали они уже с меньшей заинтересованностью, но оставаясь вежливыми.
Мы впятером сели в одну повозку.
— Я-то думал, нанять рикшу будет труднее, — признался Мацуда. — Каждый раз, когда мы с друзьями-сумоистами пытались добраться до места ритуального поединка, они проезжали мимо нас, ускоряясь в два раза.
— Будь я в своём обычном одеянии, они не были бы так дружелюбны, — вздохнул Акира.
Мы с Машей, спокойно устроившись в повозке, уставились на конусообразные шляпы рикш, вдвоём тянущих оглобли. Однако, как они не старались, мы совершенно не двигались с места! Мацуда, послушав кряхтения несчастных работников, встал, посадил их в повозку и взялся за оглобли сам. Так дела пошли намного быстрее.
Мы ехали по широкой дороге, ан которой нам встречались и закрытые повозки с запряжёнными быками, и другие рикши, а то и проедет верхом какой-нибудь военный чиновник в загнутой назад шапке, а по сторонам стояли длинные, уходящие глубоко в кварталы дома.
***
Ходзё Токимунэ, сиккен, военный диктатор Японии, сидел в зале буддийского поклонения своей усадьбы и сосредоточенно перебирал чётки. Позади него стоял его духовный наставник. На нём было монашеское одеяние, состоявшее из чёрной подпоясанной робы, из-под которой виднелась нижняя белая, и переброшенной через плечо оранжевой накидки, похожей на одежду Будды. Голова была брита наголо в знак отречения от мирской суеты. В царстве Сун, откуда он был родом, его звали Усюэ Цзуюань, а здесь, в Японии, — Мугаку Согэн. Ему уже минул шестой десяток лет. Мугаку-сэнсэй внимательно смотрел на своего молодого — ему недавно минуло тридцать — ученика, который одними губами читал молитвы, сидя на коленях перед беспристрастно взирающей на него статуей Будды.
— Токимунэ-сама, я вижу по твоему лицу, что твои думы отягощены. Чем же?
— Мугаку-сэнсэй, я вынуждены признаться, что мои думы сейчас не могут не быть отягощены страхом.
Сиккен ответил просто, хотя и чувствовал, что вопрос с подвохом. Другие вопросы его духовный наставник задавал редко.
— В чём же причина твоего страха?
— Нападение чужеземного войска не может не ввести в ужас.
Наставник взял посох, на который имел привычку опираться при ходьбе, и легонько постучал им по голове ученика.
— Не говорил ли я тебе, что причину своего страха ты должен искать в себе? Только так ты сможешь достигнуть просветления.
— Я понимаю. И всё же, я не думал, что таким будет главное событие в моей жизни — ведение защитной атаки.
— И как же ты собираешься встретить его?
Встав и расправив плечи, сиккен решительно ответил:
— Победой!
Мугаку-сэнсэй сдержанно улыбнулся:
— Это правда, что сын льва и рычит, как лев.
***
Мы достигли, наконец, нужного места, остановились не у парадного входа в усадьбу сиккена, а позади, и отпустили рикш.
— Кажется, можно заходить, — сказал Акира, пытаясь заглянуть за забор.
— Да, Акира, ты можешь приступать к своей задаче, — сказал Такамото.
— Акира! На всякий случай покажи нам, как пишется имя твоего господина, — попросили мы.
— Сейчас, — он поискал чем писать.
— Вот, возьми, — я протянула ему свою шариковую ручку.
Он взял её, задрал мне рукав и написал несколько иероглифов на предплечье.
— Вот так. Имя Окады-сама — это первое, что я научился писать.
— То есть, ты научился писать недавно?
— Да. Я ведь не
