Евгения Яхнина - Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья
Жак тоже рассмеялся в ответ.
Он с трудом оторвал взгляд от башен Бастилии, как будто его притягивал к ним магнит. Тут только он вспомнил о Шарле. Как же он совершенно забыл о нём, потерял! А ещё навязывался ему в друзья! Что подумает о нём Шарль? Ведь Жак даже толком не узнал, где тот живёт, как его фамилия. Правда, Шарль-то догадался, взял его адрес. Но разыщет ли он Жака? Нужен ли ему деревенский парень, случайный знакомый по дилижансу, здесь, в Париже? Кстати, а где бумажка с адресом тёти Франсуазы? Замечтавшись, Жак сунул её неизвестно куда. Он долго шарил по карманам. Исчезла! Когда же он наконец обнаружил записку у себя за обшлагом, то увидел, что так понравившийся ему незнакомец всё ещё тут и весело на него поглядывает.
— Скажите, сударь, — обратился к нему Жак, — что это за улица, и далеко ли отсюда до Сент-Антуанской улицы?
— Мы с тобой стоим сейчас на улице Сент-Антуанского предместья, а я живу как раз там, куда тебе надо. Пойдём вместе! Сент-Антуанская улица, которую ты ищешь, начинается вон там, за углом.
По дороге Жак узнал, что незнакомца зовут Мише́ль Гамбри́, что он красильщик обоев на фабрике Ревельо́на и хорошо знает семью дядюшки Жюльена, так как живёт по соседству.
Дом, где жила тётя Франсуаза, ничем не отличался по виду от других домов, в ряду которых стоял. Жаку открыли не сразу. Оглядев его забрызганную грязью одежду, сабо, оставлявшие на чисто вымытом полу мокрые следы, женщина, впустившая его в дом, строго спросила:
— Чего тебе здесь надо?
— Мне надо видеть госпожу Франсуазу Пежо, — робко ответил Жак. Только сейчас он почувствовал, как устал, как манит его тепло, идущее из комнат этого дома.
— А зачем она тебе понадобилась? Франсуаза — это я!
— Тётя Франсуаза!
— Ты — Жак! Так сразу бы и сказал! Да ты весь в грязи!
Не проявляя никаких родственных чувств, тётя Франсуаза дала Жаку умыться, велела почистить платье, залепленные грязью чулки. Озабоченно оглядев юношу с ног до головы, как будто сантиметром смерила, она деловито сказала:
— Сюртук дяди Жюльена будет тебе велик, придётся его укоротить.
Когда Жак умылся, и одежда его, елико возможно, была приведена в порядок, тётя Франсуаза повела его в комнату, служившую и столовой и гостиной одновременно. Смущение Жака ещё увеличилось, когда он заметил, что в комнате сидят три девушки. «Которая из них Бабетта?» — подумал Жак. Больше других ему полюбилось это имя.
— Девочки, это ваш двоюродный брат Жак. Не смотрите, что он плохо одет и не знает парижских манер. Мы его приоденем, а манерам он научится. Научится и торговать. Вам придётся меньше сидеть в лавке, и у меня де́ла поубавится. А ты, Жак, не дичись. Ты ведь не в гости пришёл.
Франсуаза говорила однотонно и сухо. Жак потоптался на месте, не решаясь подойти ни к одной из сестёр.
До чего же хороши были эти городские барышни! Одна лучше другой. А как одеты! Такие платья, как на них, Жак видел до сих пор только на картинках. Ему казалось, что так одеваются только придворные дамы, а на самом-то деле накрахмаленные юбки и стоящие кружевные воротники, которые произвели на него такое впечатление, носили все горожанки. Жак подыскивал слова приветствия, но тут вдруг заметил следы своих сабо на чистом полу и вовсе онемел.
Три пары девичьих глаз уставились на Жака, и, хотя он считал себя отнюдь не робким, он опустил голову под их изучающим взглядом.
Сам того не зная, он выдержал испытание. Парижские девушки нашли, что он недурён собой: выше среднего роста, ладно скроен. Красивым назвать его нельзя, однако он привлекателен: цвет лица смуглый, да к тому же Жак загорел; нос, может быть, великоват, но зато рот правильной формы, и над верхней губой чуть заметна тёмная полоска пробивающихся усов. Глаза и вовсе хороши: тёмно-карие, почти чёрные, но их насмешницы почти не могли рассмотреть, потому что Жак не поднимал головы.
— Ты умеешь говорить по-французски или только по-провансальски? — с явной насмешкой спросила, видимо, младшая из сестёр.
Почему-то Жак уже не сомневался, что это Виолетта. Она была прехорошенькая: с очень белой кожей, золотистыми волосами и светло-голубыми глазами.
Жак взял себя в руки и ответил с достоинством:
— Я говорю по-французски, мадемуазель, потому что это мой родной язык.
Ему на помощь пришла старшая. Она была ещё лучше: высока, стройна, черты лица правильные. Выражение лица и холодных зеленоватых глаз с длинными ресницами оставалось надменным, когда она сказала:
— Что ты болтаешь! Кузен приехал из Шампани. А ты думала из Прованса?
Но младшая нимало не смутилась. Весело смеясь, она воскликнула:
— Жанетта, он называет меня не по имени, не «сестрица», а мадемуазель! Слыхала? Ха-ха-ха! — И снова раздался её весёлый, заразительный смех. — Угадай же, как меня зовут?!
Хотя всё улыбалось в этой маленькой кузине: и глаза, и ямочки, и сложенный бантиком рот, Жак, несмотря на своё простодушие, понял, что эта его кузина, как и старшая, добротой не отличается.
— Ты… вы — Виолетта! — Уши Жака предательски покраснели.
Чтобы скрыть смущение, он бойко подошёл к третьей девушке. У этой были глубокие, тёмно-синие глаза, а выражение лица задумчивое. В девушке не было высокомерия Жанетты и насмешливости Виолетты, и это привлекло к ней Жака.
— Здравствуй, сестрица Бабетта! — сказал он. Ему очень нравилось произносить имя Бабетта! В деревне у них не было ни одной девочки с таким именем.
Все три девушки звонко рассмеялись. Враждебности к Жаку как не бывало. Но тётя Франсуаза сказала всё тем же неласковым, трескучим голосом:
— Ну что же, Жак, теперь ты познакомился со всеми. Сегодня отдохнёшь, а завтра с утра девочки поведут тебя в лавку. Я покажу тебе, чем ты будешь заниматься. Мне писали, что ты грамотный. — Тётушка Франсуаза с недоверием на него покосилась.
— Конечно! — с уверенностью ответил Жак. — Не беспокойтесь, тётя Франсуаза, я справлюсь с делом, которое вы мне поручите… Я книги люблю…
— Это совсем не нужно! — отрезала тётя Франсуаза. — Не любить книги надо, а уметь их предложить покупателю. А сейчас поешь горячего супа, ты, наверное, в пути проголодался, и — спать… Жанетта, покажешь Жаку его комнату.
Жак готов был следовать за Жанеттой хоть на край света. Но Виолетта вдруг ни с того ни с сего прижала к губам носовой платочек, чтобы скрыть душивший её смех, однако и эта предосторожность не помогла. Как ни сдерживалась — она прыснула.
Франсуаза строго на неё посмотрела.
— Скажи, матушка, у них там у всех такие красные уши?
Надо ли говорить, что от этих слов уши Жака запылали ещё ярче.
