Джон Рэтклиф - Роковой бриллиант дома Романовых
VI
Дмитрий Тихорецкий вынул из кармана тонкий зубчатый ключ и открыл, как ему указала его дама, большие тяжелые ворота, находившиеся в задней части парка. Он прошел через парк и, тихо свистя, обогнул клумбы и английские газоны. Перед ним лежал особняк. Он без особого труда нашел лестницу для прислуги. Он открыл дверь и, не говоря ни слова, поднялся на верх лестницы. Потом он прошел по коридору, который прекрасная дама ему точно описала. Медленно отворилась дверь. Она ожидала его. Как очарованный, он вошел в роскошный будуар. Пестрые краски подушек раздражающе бросились ему в глаза. Желто-красный свет смутил его. Его губы смущенно вздрагивали. Его глаза, как очарованные, были прикованы к женщине, которая с холодно-самоуверенным видом стояла у дверей и улыбалась.
Ей было лет под тридцать. Роскошные волосы были распущены. На ней было прозрачное платье нежно-розового цвета. Грудь, как золото, сияла из-под тканей. По ее телу пробегали светло-зеленые тени. На поясе у нее висела плетка.
— Диана, — сказал Дмитрий, тяжело дыша, и склонился над ее протянутыми ему навстречу руками. Она улыбалась чувственно-жестоко. Обеими руками она взяла его за голову и притянула к себе.
— Итак, вы действительно пришли ко мне?
— Вы еще сомневались? — смеясь ответил он. — Прекрасная гордая женщина изволила приказать. Теперь я солдат любви.
— Снимите пальто, мой друг.
Он кинул на табурет старую овчинную шубу, его движения были порывистыми и игривыми, но он чувствовал на себе силу ее воли.
Ее высокие дугообразные брови вздрогнули. Она охватила пальцами его рот.
— Вы понравились мне с первого взгляда. Кто вы такой?
— Большевик, — дерзко сказал он.
Она засмеялась. Ее руки, лаская, коснулись его груди. Она нащупала во внутреннем кармане сюртука револьвер.
— Вы всегда носите это при себе? Разве вы боитесь меня?
— Я не боюсь мужчин. Как же мне бояться женщин? — самодовольно ответил он.
— Вы мало знаете женщин. Самые храбрые мужчины бледнели перед головой Медузы. У вас нет семьи?
— Нет, сперва я занимался, но потом мне пришлось бросить университет и скрыться. Я продолжал заниматься в Швейцарии, вернулся домой и примкнул к социалистам-революционерам. Впоследствии я стал большевиком.
— Почему вы так поступили?
— По убеждению.
Она улеглась на ложе и с полузакрытыми глазами потянула его за собой.
— И, может быть, завтра или через год вы убьете меня, несмотря на то, что знаете, что я люблю вас?
Он полулежал над ней, как гончая собака, собирающаяся схватить дичь, и учащенно дышал.
— Почем знать? Я не признаю ничего на свете, кроме партии, и никогда я не изменю ей.
— Ага, вы говорун! Разве вы уже успели сделать что-нибудь для вашей партии?
— Да. Но к чему же говорить об этих вещах?
Она обвила его руками. В ее руках чувствовалась сила, и они крепко охватывали его. Он взял ее за талию и привлек к себе. Ее тело дрожало, как у молодого зверя, под влиянием сильного возбуждения.
— Вас зовут Дмитрием?
— Меня зовут Дмитрием. И, клянусь моим именем, я люблю вас.
— Я презираю мужчин нашего круга. Я всегда мечтала заключить в свои объятия героя.
— Ну, а наших солдат?
— Солдаты исполняют свой долг. Я жажду мужчины, который имеет мужество быть проклятым и отверженным. Такой ли вы человек?
— Я достану самого сатану в аду.
— Умеете вы бросать бомбы?
Он сразу подпрыгивает. В его глазах появляется выражение твердости. Он закусил губы. Хочет опереться на руки, но что-то холодное держит их, как в тисках. В следующий момент он чувствует сильную боль в боку. Она сталкивает его с ложа. Содрогаясь от ужаса, он видит, что она совершенно незаметно надела ему на руки стальные наручники. Он был скован.
Он подскакивает. В этот момент в воздухе свистнула нагайка, и он со стоном валится наземь от удара.
— Вы мужественны? — спрашивает княгиня дрожащим голосом. Ее лицо побледнело и исказилось. Глаза горят, как у охотника, настигающего дичь.
— Если вы мужественны, то сознайтесь, кто бросил бомбу в губернатора Савицкого? Кто убил князя Савицкого?
Он почувствовал в себе приступ нечеловеческого упрямства по отношению к этой женщине. Что может случиться? Она позовет полицию. Пока его будут судить, большевики станут господами положения в городе. Тогда он вспомнит о ней. «Ну, погоди, скотина, я уж покажу тебе, где раки зимуют…»
— Да, — злобно отвечает он, — это я бросил бомбу. Это я убил его. Мы всех перебьем, всех вас истребим! Да, мы!
Снова раздается взмах нагайки. В промежутке между своим первым криком ярости и вторичным воем от боли он слышит ее голос:
— Я дочь губернатора князя Савицкого. Я буду судить тебя. Убийца! Чудовище! Скотина!
Удар следует за ударом. Удары впиваются в его тело так, что кровь течет ручьями. Он чувствует нечеловеческую боль, теряет последнюю капельку мужества и самообладания и воет, как битая собака. Тогда она отрывает лоскуток от своего платья, ее тело отливает матовым блеском, как перламутр, и, несмотря на все его протесты, сует ему лоскут в зубы.
Его крики заглушены. Задыхаясь, он молит о пощаде. Но эта женщина пощады не знает. Его одежда окровавленными клочьями спадает с него. Кожа вся иссечена в кровь. Наконец он превращен в сплошной окровавленный кусок мяса. И словно издалека до него доносится ее голос:
— Твоя жертва умерла в ужаснейших мучениях… Его тело было буквально начинено железными осколками.
Заглушенный вой несчастного поглощает его слова. От него остался окровавленный ком… Теперь ее взгляд падает на стеклянную дверь, выходящую на балкон. Там видна какая-то тень, тень вырастает до огромных размеров, съеживается и стоит вплотную позади молочно-белого стекла.
Княгиня подымает засеченного врага и толкает его в смежную комнату, кидая вслед за ним его пальто.
Тяжело дыша, она возвращается в комнату. Позади нее замирает стон убийцы ее отца. Перед ней неподвижно стоит тень.
— Войдите, — говорит она, ничуть не испугавшись, — войдите или я стреляю!
Дверь раскрывается бесшумно, точно под влиянием нечистой силы. В дверях стоит человек, заснеженный, с открытой шеей и без шапки.
Курьер царицы.
— Бренкен! — восклицает княгиня, отступая назад на шаг. — Вы? В таком виде?
Она быстро закрывает дверь. Бренкен заходит и с изумлением осматривается. Его глаза прикованы к луже крови на ковре.
— Что здесь происходило такое?
— Ничего особенного, мой друг. — Княгиня улыбается, как сквозь дымку влаги. — Собака…
Они остановились друг против друга. У княгини странно блуждают глаза. На ее белом платье видны кровавые пятна. Ее лицо неестественно бледно.
