Артур Конан Дойл - Сэр Найджел Лоринг
— Я вызываю Найджела Лоринга, — провозгласил он. — Я, слуга королевского закона, выступающий от имени Уэверлийского монастыря, вызываю человека по имени Найджел Лоринг.
— Это я.
— Да, да, это он! — воскликнул ризничий. — Лучники, делайте, что вам приказано!
Отрад тотчас же кинулся на Найджела, как свора гончих на оленя. Найджел отчаянно пытался дотянуться до меча на сундуке. Невероятным усилием скорее духа, чем тела, он протащил их всех к сундуку, но ризничий успел перехватить оружие, и тогда им удалось повалить извивающегося Найджела на пол и скрутить веревкой.
— Держите его крепче, храбрые лучники! Держите хорошенько! — закричал стряпчий. — И уберите этих псов: они того и гляди вцепятся мне в ноги. Да говорю же вам, держите их! Именем короля! Уоткин, стань тут, между нами. Эти твари так же мало чтут закон, как их хозяин!
Один из лучников отогнал башмаком верных псов. Но не только собаки готовы были встать на защиту дома Лорингов. Из дверей, ведущих в их жилище, показалась кучка полунищих челядинцев Найджела. В былые времена за алыми розами Лорингов последовали бы десяток рыцарей, сорок копейщиков и две сотни стрелков. Теперь же, на этот последний сбор, когда молодой глава дома лежал связанный на полу собственного дома, сбежались паж Чарлз с дубинкой, повар Джон с длинным вертелом, Рыжий Суайер, бывший копейщик, с поднятым над головой топором и Уэдеркот, менестрель, с рогатиной. И все же разношерстный отряд, в котором не умер еще дух этого дома, бросился бы под предводительством старого воина на обнаженные плечи лучников, если бы между ними не встала леди Эрментруда.
— Остановись, Суайер! — воскликнула она. — Назад, Уэдеркот! Чарлз, возьми на сворку Толбота и оттащи Байярда. — Она метнула сверкающий взгляд в сторону захватчиков, и те попятились. — Кто вы такие, подлые разбойники? Как вы смели, прикрываясь именем короля, поднять руку на того, чья капля крови во сто крат дороже, чем вы все со всеми вашими презренными потрохами?
— Не горячитесь так, госпожа, не горячитесь, пожалуйста! — воскликнул толстый стряпчий. Теперь, когда ему пришлось иметь дело с женщиной, лицо его снова приняло нормальный цвет. — Вспомните, что в Англии существует закон и есть люди, которые ему служат и блюдут его. Они — верные слуги короля, и я — один из них. А еще бывают люди, что хватают таких, как я, и перемещают, или переправляют, или переносят их в болото либо трясину. К таким принадлежит вон тот бесстыдный старик с топором, которого я уже видел сегодня. Бывают и такие, что комкают, рвут и рассеивают по ветру судебные документы. И главный из них вот этот молодой человек. Посему, благородная дама, я посоветовал бы вам не браниться, а понять, что мы — слуги короля и исполняем закон.
— Тогда какое же дело привело вас в мой дом в столь поздний час?
Стряпчий торжественно прочистил горло и, обратив пергамент к свету факелов, стал читать пространный документ на франко-норманнском диалекте, изложенный таким языком и стилем, что самые вычурные и нелепые обороты нашей речи показались бы воплощением простоты и изящества по сравнению с теми, которыми люди в длинных мантиях превращали в неразрешимую загадку то, что более всего на свете требовало языка ясного и понятного. У Найджела от отчаяния захолонуло сердце, лицо старой леди побледнело, когда она услышала длинный, страшный перечень исков, претензий, судебных решений, ходатайств, недоимок, подымного сбора, платы за торф и дрова, который заканчивался требованием передать монастырю все земли, усадьбы и подворья — иначе говоря, все их достояние.
Найджел, все еще связанный, сидел, прислонясь спиной к сундуку. Губы у него пересохли, пот выступил на лбу, когда он услышал ужасный приговор дому, и он разразился такой неистовой речью, что стряпчий даже подскочил на месте.
— Вы еще пожалеете о том, что сделали сегодня вечером! — кричал он. — Хоть мы и бедны, у нас есть еще друзья, они не потерпят, чтобы нам причинили зло. А сам я обращусь с этим делом в Уиндзор, к его величеству королю. Пусть король, на глазах которого пал мой отец, узнает, какое зло сотворили его именем над сыном Лоринга! Дело будет разбираться по закону, в королевском суде. Как-то вы тогда оправдаетесь, что напали на мой дом и на меня самого.
— Ну, это совсем другое дело, — сказал ризничий. — Вопрос о долгах, и верно, может рассматриваться в гражданском суде. А вот то, что вы посмели поднять руку на стряпчего и его бумаги, — преступление против закона и дьявольское наущение и подлежит аббатскому суду в Уэверли.
— Истинная правда! — воскликнул стряпчий. — Нет на свете греха чернее.
— Поэтому, — продолжал неумолимый монах, — по приказу святого отца настоятеля вы проведете сегодняшнюю ночь в келье монастыря, а завтра предстанете перед ним и капитулом в суде и понесете заслуженное наказание за этот поступок, да и за многие другие дерзкие и непристойные выходки против слуг святой церкви. Довольно слов, достойный господин стряпчий. Лучники, уведите его!
Когда четверо здоровенных лучников поднимали Найджела, леди Эрментруда бросилась было к нему на помощь, но ризничий оттолкнул ее.
— Не подходи, гордячка! Не мешай закону исполнять свое дело и смири сердце свое перед могуществом святой церкви. Неужели жизнь ничему тебя не научила? Ведь ты занимала достойное положение в самом высоком обществе, а скоро у тебя не будет крыши над твоей седой головой. Не подходи, говорю, не то я прокляну тебя.
Старая женщина, стоявшая перед обозленным монахом, пришла в ярость.
— А теперь послушай меня, как я прокляну тебя и всех вас! — закричала она, воздев морщинистые руки и испепеляя его пылающим взглядом. — Да будет тебе от Господа Бога как дому Лорингов было от тебя! Да сметет вас небо с английской земли! Да станет Уэверлийский монастырь серым прахом на зеленом лугу! Я это вижу, вижу своими старыми глазами! Пусть отныне весь монастырь со всем, что в нем есть, от последнего работника до аббата, от погребов до башен, начнет рушиться и гибнуть.
Как ни стоек был суровый монах, но и он дрогнул перед неистовой силой этой женщины, перед ее горькими, обжигающими словами. Стряпчего, арестованного и лучников уже не было в доме. Ризничий повернулся и, хлопнув тяжелой дверью, тоже вышел.
Глава V
Как настоятель Уэверлийского монастыря судил Найджела
Средневековые законы, написанные на невразумительном старом франко-норманнском диалекте, изобилующие неуклюжими оборотами и непонятными словами, вроде «юрисдикция над своими и чужими подданными», «конфискация», «виндикация» и другими, подобными им, были страшным оружием в руках тех, кто умел ими пользоваться. Не напрасно восставший народ первым делом отрубил голову лорду-канцлеру. В то время, когда лишь немногие умели читать и писать, туманные выражения и запутанные обороты законов, пергамент, на котором они были написаны, и таинственные печати вселяли ужас в сердца, отважно противостоявшие любой физической опасности.
