Мишель Зевако - Кровное дело шевалье
— Пойдемте побеседуем, — пробормотал ошарашенный маршал и стремительно направился в свои покои. Пардальян не отставал от него, незаметно бросая на Анри хитрые взгляды и ухмыляясь в усы.
— Сперва расскажите мне о вашей дуэли с Ортесом.
— О Господи, монсеньор, тут и рассказывать-то нечего! Когда я явился во дворец, господин д'Аспремон отпустил в мой адрес несколько оскорбительных замечаний. Я предостерег его. А потом мы встретились на постоялом дворе и спокойно во всем разобрались, как и подобает приличным людям.
— Но больше вы не держите на виконта зла?
— Я? Да Боже упаси! — совершенно честно ответил ветеран.
— Вот и отлично. Теперь — о Галаоре, вернее — о вашем сыне. Меня, и правда, выручил именно он?
— Ваш скакун, монсеньор, — лучшее подтверждение моих слов.
— Значит, ваш сын — превосходный солдат! Почему же вы не представили его мне, как намеревались?
Чтобы полностью запутать маршала де Данвиля, ветеран решил пустить в ход самое сокрушительное оружие — правду.
— Монсеньор, я звал сына к вам на службу. Но он не принял моего предложения, так как состоит при маршале де Монморанси. Моему сыну известен ваш секрет, монсеньор: Жан по чистой случайности оказался рядом с комнатой, где вы совещались там, «У ворожеи». Теперь он боится вашей ярости или мести ваших друзей, таких, как господин де Гиталан. Он не сомневается, что вы, как только поймаете его, сразу засадите в Бастилию, а он и так еле вырвался из темницы.
Как видите, у него есть веские причины держаться от вас подальше. И кроме того, он уже служит вашему брату. Но я-то служу вам, монсеньор. Стало быть, мне придется либо предать вас, а я всегда презирал предателей, — либо враждовать с родным сыном, что просто невозможно.
— Но почему юноша считает меня своим недругом?
— Он не считает вас недругом, он лишь служит вашему брату, только и всего. Он не собирается вредить вам; более того, нынче вечером он уезжает из Парижа.
— А нужно ли ему бежать из столицы?.. Я тоже буду честен с вами, господин Пардальян. Не скрою, я, и правда, хотел передать его в руки Гиталана. Но — пусть черти поджарят меня в аду! — я не понимаю, как шевалье удалось подслушать мою беседу с комендантом Бастилии! Пардальян, ваш сын смел и умен, но ему не обойтись без покровительства влиятельной особы. Переманите его ко мне, и я озолочу этого юношу!
— Вы запамятовали, монсеньор, ведь Жан столь ярко проявил себя в Лувре, что теперь его повсюду ищут… Ему просто необходимо покинуть Париж, иначе он угодит прямиком на эшафот.
— Думаю, мой брат решил отправить его в свое поместье. Но в моем доме он может забыть об опасности!
— Боюсь, Жан уже отправился в путь. Медлить было нельзя, ведь случилось такое…
И Пардальян-старший, не вдаваясь в излишние подробности, доложил маршалу де Данвилю о беспримерной битве за кабачок «Молот и наковальня».
— Но если так, — вскричал Анри, — то над вами тоже нависла угроза. Вы ведь сражались с ним плечом к плечу! Почему же вы не скрылись из города?
— Потому что я поклялся служить вам, монсеньор, — спокойно произнес ветеран.
Маршал протянул старику руку, а тот согнулся в глубоком поклоне. Эта преисполненная почтительности поза помогла Пардальяну спрятать удовлетворенную улыбку, блуждавшую на его лице.
Таким вот образом отец и сын, бродившие по Парижу в поисках любого, пускай даже самого жалкого убежища, очутились во дворце — да не в одном, а в разных.
XLII
КОРОЛЕВА-МАТЬ
Через три дня после встречи в Лувре Франсуа де Монморанси, сдержав слово, появился у дворца Мем, чтобы вызвать брата на поединок. Шевалье де Пардальян рвался ехать вместе с герцогом, но тот решительно отказался от сопровождения.
Маршал приблизился к резиденции своего брата часов в восемь вечера. С Франсуа был лишь оруженосец, который выполнял сейчас обязанности герольда.
По знаку хозяина герольд, сидя на коне, затрубил в рог. Но парадные ворота дворца не открылись. Рог запел во второй раз, потом в третий. В особняке Анри де Монморанси царила гробовая тишина.
Зато из окон соседних домов высунулись любопытные; впрочем, они тут же благоразумно исчезли.
Повинуясь приказу своего господина, герольд соскочил с лошади и оглушительно заколотил в ворота. Приоткрылось крошечное окошко, и чей-то голос спросил:
— Что вы хотите?
— Мы желаем говорить с Анри де Монморанси, герцогом де Данвилем.
— Какое у вас к нему дело? — осведомился тот же голос.
— Мы ищем справедливости. Маршал де Данвиль оскорбил нас, и мы требуем удовлетворения. Если он откажет нам в этом, мы будем уповать на Божий суд!
Открылась небольшая калитка, и на улицу шагнул офицер дворцовой стражи. Обнажив голову, он отвесил Франсуа поклон и произнес:
— Простите, монсеньор, но в доме никого нет. Моему господину герцогу де Данвилю пришлось уехать из Парижа по повелению его величества. Если вы, монсеньор, соблаговолите войти, мы будем счастливы оказать вам самый радушный прием.
Франсуа молча посмотрел на герольда, и тот заявил:
— Мы не желаем пользоваться вашим гостеприимством.
Офицер надел шляпу и скрылся за оградой.
Тогда герольд еще три раза протрубил в рог, опять спрыгнул на землю и прокричал звенящим голосом:
— Анри де Монморанси, мы пришли требовать удовлетворения за нанесенное тобой тяжкое оскорбление. Мы предупреждали, что нынче вечером прибудем сюда. Мы видим, что ты скрылся от нас, как жалкий трус, называем тебя подлым изменником и бросаем тебе в знак вызова перчатку. Мы ищем справедливости!
Когда герольд закончил свою речь, Франсуа стянул с правой руки перчатку и передал ее оруженосцу. Тот взял перчатку, вынул из седельного мешка молоток и гвоздь и приколотил перчатку к воротам дворца.
Еще некоторое время Франсуа ждал, что брат примет вызов. Он не сомневался, что Анри в особняке. Но к маршалу де Монморанси так никто и не вышел, и Франсуа с оруженосцем поехал прочь.
В эту минуту в тот самый проулок, где наш герой безуспешно атаковал экипаж Данвиля, свернули два человека. Это были граф де Марийяк и шевалье де Пардальян. Друзья оказались здесь не случайно. Лишь только Франсуа де Монморанси отправился к брату, Жан помчался на улицу Бетизи. Там он кинулся к Деодату и коротко сообщил ему о том, что задумал Франсуа. Марийяк не особенно рвался помогать маршалу де Монморанси, но всегда был счастлив прийти на помощь Пардальяну и потому, не раздумывая, поспешил за другом к дворцу Мем.
— Если маршал у себя, но не посмеет предстать перед братом, мы ворвемся в особняк и заставим слуг отвести нас к нему, — излагал свой план Пардальян.
