Сэмюэл Шеллабарджер - Рыцарь короля
— Расстояние не создает неудобств, — подмигнул де Люпе. — Чем больше я узнаю Шаван, тем более уверяюсь, что король, мой господин, останется весьма доволен… А эта компаньонка, полагаю, она не дракон?
Бертран вкрадчиво улыбнулся:
— Со всем усердием подобрана аббатисой обители Сен-Пьер… по указанию его величества.
— А… ну, тогда все улажено, — хихикнул де Люпе.
Блез, стоявший на заднем плане, окаменел. Намеки такого рода были совершенно обычны, однако сейчас, когда речь шла об Анне, они его бесили. Он окинул взглядом пустой коридор, одновременно надеясь и страшась случайно увидеть её.
— Полагаю, вы пожелаете осмотреть галерею наверху, — сказал Бертран и направился вверх по величественной лестнице на третий этаж, указывая путь.
Здесь в амбразурах фальшивой крепостной стены, завершающей наружный фасад здания, имелось столько же окон, как и на втором этаже. Они тянулись бесконечным рядом вдоль закрытой прогулочной галереи, охватывающей две трети периметра дворца.
На стенах этой широкой галереи, обтянутых гобеленами, висели картины, приобретенные в Италии; здесь же в обилии стояли скульптуры и другие произведения искусства. Не последней достопримечательностью галереи был красиво отполированный паркет тонкой работы.
Однако в этот день де Люпе и Блез более всего прочего восхитились великолепным видом, открывающимся из окон: на западе за Луарой высились горы, отделяющие Форе от Оверни, на юге, вдали, виднелся город Фер, к востоку раскинулись холмы Тарара и Лионне. Этим очаровательным ландшафтом можно было любоваться бесконечно.
Блез оценил расстояние до Фера в одну лигу, не больше. Оттуда послезавтра вечером маршал де ла Палис приведет своих кавалеристов, там же регентша вместе с Дени де Сюрси будет ожидать вестей о событиях в Шаване. Такая близость обнадеживала.
Сегодня вторник, король и де Норвиль прибудут в четверг к вечеру. К этому времени Блез надеялся разнюхать что-нибудь о планах де Норвиля.
В обширной кухне со сводчатым потолком, где Блез и Пьер ужинали вместе со своими спутниками по обозу и многочисленной дворцовой челядью, болтовни можно было услышать предостаточно, однако ничто даже отдаленно не указывало на какой-либо заговор в Шаване. Если он и существовал, то слуги, вероятно, в нем не участвовали.
С другой стороны, по отрывочным замечаниям слуг становилось ясно, насколько хорошо здесь понимают причину посещения дворца королем. Грубость выражений в те дни были в обычае. В непринужденной атмосфере кухни, наполнив желудки мясом и вином, слуги не щадили ни господина, ни его даму. Больше всего доставалось де Норвилю, и вскоре завязалась оживленная дискуссия о том, может ли невеста украсить жениха рогами до свадьбы. Служанки разделились на партии, как и слуги-мужчины. Воздух все густел от откровенных выражений, грубых шуток и развязного смеха. Кто-то заметил, что это может произойти и накануне свадьбы — и, ей-богу, какая тут разница?
Однако во всех похабных разговорах проскальзывала некая гордость: обитателям Шавана льстило, что их будущая хозяйка пользуется благосклонностью самого короля. Королевская любовь делала честь дворцу; и если даже она несла с собой рога, то рога позолоченные.
Анна Руссель, которая приехала со своей компаньонкой и прочей свитой два дня назад, уже успела завоевать всеобщее восхищение челяди.
— Да пошлет ей Господь более удачную судьбу, чем нашей последней хозяйке, — заметил пожилой конюх, сидящий бок о бок с Блезом.
— А что за судьба была у той? А, ну да, я слышал… она умерла.
— Да, умерла…
Конюх переглянулся с другим слугой.
— А как это случилось? — поинтересовался Блез, вспомнив бессвязное бормотание Мишле после пыток.
— Ах, сударь, и в самом деле — как? — сказал конюх, тут же укрываясь за потоком ничего не значащих слов, точно старая черепаха панцирем. — В том-то и вопрос…
Однако его визави либо выпил чересчур много, либо был менее осторожен. Осушив пивную кружку, он провел по губам тыльной стороной ладони:
— Видите ли, сударь…
— Тс-с-с! — зашипел конюх.
— Да пошел ты к черту! — огрызнулся тот. — Это же каждый знает. Что худого станет, если рассказать нашему товарищу? Я никого не виню… Да, так видите ли, сударь, хозяйка наша — а была она самая истинная святая, какая когда-либо жила на этом свете, — она болела мигренью, к которой — бедная госпожа! — была сильно предрасположена. В ночь своей смерти она спала одна в той самой комнате, где сейчас расположилась наша будущая хозяйка, английская дама.
— Спала одна? — повторил Блез.
— Да, потому как из-за этой самой мигрени она не могла выносить даже камеристку с собой в одной спальне. И ещё заметьте, она заперла дверь изнутри на засов, а других дверей в комнате нет… А утром её не смогли добудиться, сколько ни стучали. Монсеньор де Норвиль приказал ломать дверь. И, скажу я вам, тяжелое оказалось дело, потому как дерево было крепкое. Но когда хозяин со слугами наконец попали внутрь, то нашли её мертвой.
Блез передернул плечами.
— Бедная дама! Но все же я не нахожу в этом ничего удивительного. Другие больные тоже, бывает, умирают в своих постелях.
Рассказчик понизил голос:
— У неё на шее, господин хороший, были метки…
Блезу удалось не подать виду, что он встревожен:
— Вы хотите сказать, что её убили?
— Черт побери! Кто же это знает! Монсеньор де Норвиль отказывался в такое поверить. И то правда: как её могли убить? Окна тоже были заперты изнутри. Говорят, будто Ричард-Дьявол, один из старых хозяев Шавана, ещё появляется в замке, хоть он и построен заново…
Слуга перешел к легенде. Блез покачал головой — видно, этому Ричарду де Шавану надо было быть истинным дьяволом, чтобы сравняться с нынешним хозяином.
Однако ему стало явно не по себе от слов рассказчика:
— И, клянусь крестом Господним, я сам слышал шаги…
— Какие шаги?
— Те, которые слышны ночью, — а никого не видать; и слышно, как двери открываются, когда все двери остаются закрытыми.
— Чушь!
— А пьян-то я не был ни чуточки, — заметил слуга.
— И как господин де Норвиль воспринял смерть жены?
— У него чуть сердце не разорвалось. Никто никогда такого сильного горя не видывал. Нас всех это за душу взяло.
— Еще бы! — сказал Блез.
В печаль де Норвиля ему верилось ещё меньше, чем в призрак Ричарда-Дьявола, но он мог хорошо представить себе, как прекрасно сыграл де Норвиль роль убитого горем вдовца.
— Кстати, — спросил он, — мадемуазель де Руссель знает, что спит в той же самой комнате?
— Да Боже упаси! — воскликнул собеседник. — Кто ж это будет таким болваном, чтобы рассказать ей? Однако, коли уж речь зашла о мадемуазель, она, доложу я вам, вовсе не такая, как наша прежняя хозяйка, — та тихая, мягкая была, чистый ягненок. А эта может постоять за себя, тронь только! Жалко мне того призрака, который вздумает к ней подобраться… Она ему всю морду исцарапает.
