Николай Харин - Снова три мушкетера
«Они считают нас северными еретиками, — подумалось герцогу уже в который раз. — Пусть так, но Бог с нами. В Европу приходит время „северных еретиков“, и с этим ничего не поделаешь, синьоры».
Взгляд герцога устремился к гранитным колоннам с вознесенными на них крылатыми львами. Он силился разглядеть что-то или кого-то около одной из этих колонн. Однако Роган тщетно перебегал взглядом от одной каменной вышки к другой.
Не обнаружив того, кого искал, герцог подошел к ближайшей из колонн и, скрестив руки на груди, замер в тревожном ожидании.
Ожидание длилось недолго. Из толпы вынырнула женская фигура, одетая в яркое платье, лицо женщины скрывала изящная шелковая маска.
— Наконец-то, — вырвалось у герцога.
Он сделал порывистое движение навстречу, но тут же сдержал себя и незаметно осмотрелся по сторонам. Поблизости не было никого, кто проявил бы к ним какой-то интерес.
Мы говорим «к ним», потому что женщина приблизилась к Рогану и остановилась с явным намерением заговорить.
— Вы будете слегка разочарованы, но — ненадолго, — тихо произнесла «цыганка», прикладывая пальчик к губам.
Герцог, явно ожидавший услышать совсем другой голос, вздрогнул и непроизвольно нащупал эфес шпаги.
— Не беспокойтесь, ваша светлость, перед вами всего лишь слабая женщина, — полунасмешливо продолжала «цыганка». — Не станет же столь прославленный воин сражаться с безоружной цыганкой.
— Кто вы такая? — сухо осведомился Роган, не переставая бросать молниеносные тревожные взгляды по сторонам.
— Доверенное лицо одной особы, — лукаво поглядывая на герцога из прорезей маски, отвечала женщина.
— Но это ровным счетом ничего не объясняет.
— Минуту терпения, ваша светлость.
— Как вы нашли меня, и почему вы титулуете меня как герцога?
— А разве вы перестали им быть, ваша светлость?
— Думаю, вы ошибаетесь, прекрасная незнакомка, — холодно поклонившись, отвечал Роган, встревоженный не на шутку.
— Я вижу, вы не верите мне, но, может быть, вот это сделает вас более покладистым, — сказала женщина в маске.
Говоря это, она протянула ему руку так, чтобы герцог ясно видел кольцо на одном из пальцев.
— У той, что послала меня к вам, пальчики тоньше моих, поэтому мне пришлось надеть его на мизинец. Что вы скажете теперь, осторожный кавалер?
— Что готов последовать за вами. Но вы ответите мне на один вопрос.
— Задавайте его поскорее, ваша светлость, а то мы начнем привлекать внимание.
— Почему она не пришла сама?
— На то есть веские причины. Это оказалось небезопасным.
— Где она?
— Это будет уже два вопроса, ваша светлость.
— Хорошо, — сдался Роган. — Я полагаю, вы собираетесь провести меня к ней? Ведите.
— Вот это слова, достойные храброго шевалье. Следуйте за мной, ваша светлость.
«Цыганка» повернулась на легких каблуках и пошла прочь, а герцог, кинув по сторонам еще один настороженный взгляд, двинулся за нею, стараясь соблюдать некоторое расстояние, но и не слишком отставая, чтобы не потерять женщину из виду.
Идти пришлось недолго. Они миновали шумную площадь и, пройдя в одну из арок, очутились у канала. Женщина быстро направилась к гондоле, покачивающейся у причала и удерживаемой металлическим багром, всаженным между каменными плитами причала. Одинокая фигура гребца маячила на корме.
Герцог торопливо перекрестился и решительно ступил на уходящую из-под ног палубу гондолы. Гребец не мешкая налег на весло, и они поплыли, оставляя позади веселую площадь и хмурый Дворец Дожей, мрачно и безмолвно взиравший на ночной карнавал.
— Почему мы сели в гондолу? Это так далеко? — все же спросил Роган, который продолжал сжимать эфес шпаги.
Герцог был храбрым, но отнюдь не безрассудным человеком, а храбрость и осторожность обычно идут рука об руку.
— Это недалеко, но туда не дойдешь посуху, ваша светлость, насмешливо отвечала мнимая цыганка, хотя Роган и не был уверен в том, что наряд его проводницы действительно являлся маскарадным костюмом.
Гондола плыла по Большому Каналу и уже приближалась к его концу, который вел в порт. Хотя былое величие торговой республики уже немного померкло, порт еще был забит многочисленными кораблями из самых разных стран мира, и вымпелы самых гордых морских держав Европы реяли на ветру у берегов Лидо.
Полночное светило озаряло бледным сиянием черную воду, усеянную многочисленными судами, лес мачт, такелаж, снасти, реи на мачтах, напоминавшие кресты, корпуса тяжелых кораблей и небольших легких суденышек.
Гребец сильными ударами весла направлял гондолу в обход судов, бросивших якоря вблизи от берега.
— Она на судне? — снова нарушил молчание герцог. — Она в безопасности, по крайней мере?
Провожатая серьезно посмотрела на него и так же серьезно ответила:
— Я думаю, сегодня Элина Макропулос в полной безопасности, потому что с нею один из благороднейших дворян Франции и Европы — Генрих Роган. Мы у цели, ваша светлость.
Искусным движением весла гондольер остановил гондолу у борта шхуны. Герцог первым взобрался по трапу и ступил на затемненную палубу.
— Ты не обиделся за эту морскую прогулку, Генрих? — позвали его из глубины корабля.
— Вот теперь со мной говорит моя прекрасная Киприда! — воскликнул сразу повеселевший герцог.
— Да, Генрих, да, Дева Panaja,[35] это я! — отвечала гречанка, бросаясь ему навстречу…
Глава шестьдесят вторая
О чем беседовали бывший предводитель гугенотов Франции, ставший
начальником гвардии Венецианской Республики, и дочь бывшего лейб-медика при дворе императора Рудольфа, ставшая странствующей авантюристкой, на борту британской шхуны «Эйри»
Никогда еще герцогу Рогану не казались столь привлекательными и радующими глаз массивные купола и великолепные палаццо, сверкающая гладь лагун и стрелы каналов, залитые восходящим солнцем, как утром, сменившем описанную в предыдущей главе ночь. Солнце едва показалось над песчаной косой Лидо ди Палестрино, а на поверхности каналов уже показались вездесущие гондолы. Они выплывали из каналов, стесняющих их движения, и разбегались по голубым водам Адриатики во всех направлениях, через порт Джудекку во все концы.
Прокатилось эхо от пушечного выстрела из отдаленного Арсенала. Венеция пробудилась от недолгого сна.
Всю эту картину герцог наблюдал, стоя на палубе шхуны, оказавшейся английским судном, называемым «Эйри».
— Morning, sir![36] — осклабился в белозубой улыбке прошедший мимо матрос, и герцог не удержался от ответной улыбки.
