Поль Феваль - Карнавальная ночь

Мы уже встречались с ним в самом начале нашего повествования, у постели несчастной вдовы герцога де Клар.

Мы хорошо знаем его, и если давно о нем не упоминали, то потому лишь, что пути его не пересекались с нашей повестью.

А раз мы очутились у постели тяжелобольного, то немудрено снова встретить здесь доктора Ленуара.

Рабочие и слуги внизу говорили:

– Если уж этот не спасет господина графа, то ничто ему не поможет.

Доктор Абель Ленуар сидел у постели графа Кретьена Жулу дю Бреу, держал его руку и считал пульс, глядя на секундную стрелку своих часов.

ДОКТОР АБЕЛЬ ЛЕНУАР

Комната была просторная, хорошо проветриваемая. Две большие лампы стояли на камине так, чтобы их свет не резал глаз. Кровать со столбиками по углам, на которой лежал граф дю Бреу де Клар стояла посреди обширного, обнесенного балюстрадой алькова, куда вели ступени.

Подле кровати стояла графиня в дневном платье, но уже причесанная для бала. Ее прекрасные черные волосы были украшены бриллиантами в алой оправе, рубинами, кораллами и огненно-красными цветами, низвергавшимися подобно лаве, ведь по замыслу графине предстояло изображать на балу вулкан. Ее нежная и грустная улыбка вполне подобала обстановке, но как-то не подходила к прическе.

Доктор Абель Ленуар, как мы уже сказали, сидел, обхватив одной рукой запястье больного, а в другой руке держа часы. За прошедшие одиннадцать лет он мало изменился. Его взор был все так же прям и серьезен, вот только в волосах появились серебряные пряди, а в петлице сюртука – розетка Почетного легиона.

Его умные спокойные глаза больше следили за лицом больного, чем за секундной стрелкой.

Жулу лежал, откинувшись на подушки, повернув голову вправо и приоткрыв глаза.

– Прошу вас, Кретьен, – сказала графиня, – разрешите мне разослать посыльных к нашим друзьям и сообщить, что бал отменяется.

– Жар очень силен, – тихо сказал доктор. Губы больного приоткрылись.

– Разрешите! – повторил он.

Нельзя понять, что означало это повторенное графом слово: то ли усилие слабеющего рассудка в надежде осмыслить сказанное, то ли горький, болезненно-насмешливый упрек.

– Оркестр будет под спальней? – спросил доктор.

– Нет, – ответила Маргарита, – оркестр будет далеко, в средней части дома.

– А в комнате под спальней будут танцы?

– Что вы! Ее можно и запереть.

Доктор не спускал глаз с больного, чьи веки оставались закрыты.

— Это ни к чему, – сказал он после минутного раздумья. – От бала графу хуже не станет, вот разве что…

Он замялся.

– …разве что ему не по душе сам праздник… – договорил доктор, поймав вопросительный взгляд Маргариты.

Маргарита воздела к потолку свои прекрасные руки.

– Боже мой! – прошептала она. – Не по душе моему бедному мужу!

Доктор сдержано кивнул, а граф с трудом произнес:

– Нет-нет, вовсе нет, скорее напротив.

Во взгляде врача мелькнуло сомнение.

– Сударыня, – сказал он, – я напишу, что необходимо делать.

Стол графа стоял в другом конце комнаты. Графиня поманила доктора туда.

– Как по-вашему, – тихо спросила она, открывая ящик с бумагой, – что с графом?

– Сердце больное, – отвечал доктор Ленуар, – нервы расстроены, спазмы, крайняя душевная подавленность… Очевидно, сударыня, тому есть причины?

Но встречный взгляд Маргариты, честный и невинный, выражал лишь одно: глубокое горе.

– Ума не приложу, что могло его огорчить, – прошептала она. – Нет, решительно ничего не припоминаю.

– Ладно, сударыня, – прервал ее доктор. – Положим, никакой причины нет.

Он сел за стол.

– Доктор, – снова робко заговорила Маргарита, – мы очень богаты, и я готова отдать половину своего состояния тому, кто спасет моего бедного мужа.

Доктор перестал писать и поднял голову. Перед его доброй, открытой улыбкой Маргарита опустила глаза.

– Сударыня, – сказал он, – долг врача – всегда делать все, что в его силах. Врачу таких наград не надо.

– Он совсем плох? – по-настоящему плача, с трудом проговорила графиня.

– Да, сударыня.

– Неужели до утра не?..

Она не смогла закончить.

Доктор взял перо, начал писать и сухо, с расстановкой произнес:

– Нет, сударыня… Вот разве что…

Второй раз он обрывал речь на этих словах, но тогда вопроса он не дождался; теперь его спросили:

– Разве – что? – с тревогой повторила Маргарита.

– Сударыня, – сказал доктор, – вот указания. Им надо следовать неукоснительно. Завтра днем я зайду.

– Так мы всю ночь будем без вашей помощи? – воскликнула графиня. Внезапно лицо ее озарилось надеждой. – Выходит, вы не согласны с мнением коллег? – спросила она.

– Нет, сударыня, – тихо-тихо произнес Ленуар. – Одно из двух: либо это (он указал на листок) принесет облегчение, либо все разрешится очень быстро.

Графиня тяжко вздохнула. Доктор взял шляпу и перчатки, собираясь уходить.

– Не уходите, доктор, – вдруг еле слышно произнес граф.

Но Маргарита опередила доктора, в один миг очутившись у постели больного.

– Вам что-нибудь нужно, Кретьен?

– Я хочу поговорить с господином Ленуаром наедине, – ответил граф.

Маргарита склонилась над мужем, и косой луч лампы осветил прекрасные черты ее лица.

Доктор задумчиво смотрел на нее.

Он не расслышал, что прошептала она на ухо больному, но ответ прозвучал внятно:

– Я хочу увидеть тебя в этом наряде! Никогда еще я не любил тебя так!

Меньше всего доктор ожидал услышать признание в любви. Лицо его выразило глубокое удивление, смешанное с жалостью.

Маргарита сказала еще что-то, и больной пробормотал:

– Не бойся, я жил и умру твоим рабом!

– И, конечно, моим господином! – поднимаясь, весело произнесла Маргарита. – Доктор, я обещала провести ночь у его постели, но он не хочет. Поэтому я вас оставляю.

Она послала мужу воздушный поцелуй и, проходя мимо Ленуара, добавила:

– У него совсем плохо с головой, доктор! При мне он никогда еще так не бредил!

В ее прекрасных глазах стояли слезы. И опять они были настоящими.

– Он мне сказал… – выговорила она сквозь рыдания, но задохнулась и крепко сжала руку врача. – Мы любили друг друга, господин Ленуар, – сказала она. – Одиннадцать лет счастья… и вдруг эта ужасная, ужасная развязка! Бедняжка потерял рассудок, он умирает безумцем!

– Не тревожься, милый, – обратилась она к мужу, – я сама принесу тебе микстуру. Ах, господин Ленуар, вы бы только знали, как мне тяжело!

Она еще раз сжала доктору руку и вышла. Граф минуту выждал, потом широко открыл ввалившиеся глаза.

– Сядьте сюда, доктор, поближе, – сказал он, – прошу вас.