Крис Хамфрис - Узы крови
«Оте-Анна. Оте-Анна. Оте-Анна».
Глава 6. ИСПЫТАНИЯ
Анна оказалась в одной из трех клеток, что стояли рядом с канавами, выкопанными для испражнений. Эти клетки были сделаны из тонких древесных стволов, связанных крученым тростником, и высоты их едва хватало, чтобы там могли поместиться собаки, которых там недавно держали, — но никак не взрослая девушка. Прежних обитателей клетки пересадили в соседние, стоявшие по обе стороны от нее, и псы непрерывно рычали и грызлись. Пусть собаки были старыми, охромевшими или просто выращенными на еду, но они по-прежнему охраняли территорию, которую считали своей.
Вонь стояла ужасающая. С помощью старой кости Анне удалось расчистить себе немного места, чтобы можно было сесть, но со всех сторон ее окружали кучи экскрементов. Ночной дождь не смог смыть и малой их части, а летнее солнце, уже почти достигшее зенита, вернулось в чисто отмытое небо, прижигая пленницу сквозь решетку палящими полосами. Нечистоты разлагались. Непрестанно жужжали мухи. Некоторые из них покидали пир зловония, чтобы попировать на человеческой коже.
К узнице никто не приближался. Воды у нее не осталось: она уже выпила мутное содержимое миски, которую ей поставили много часов тому назад. Один раз, подняв голову, она увидела, как к ней ковыляет Доне с фляжкой в руке. Но его мать устремилась за мальчиком и утащила назад, сделав нечто такое, чего Анна ни разу не видела за все время своего пребывания в поселке. Волоча за руку плачущего ребенка, женщина била его.
«Вот какой ужас я внушаю», — подумала Анна.
Тогда она заплакала: неслышно, уткнув голову в поднятые колени. Ее охватило отчаяние. Тагай погиб. Она была уверена, что его предал тот татуированный человек, который стал ее обвинителем. И хотя после их приезда сюда Тагай отвернулся от нее, с ней по-прежнему оставалось то чувство, которое она испытала в тот момент, когда впервые его увидела. Единственный мужчина, которого она могла любить, мертв. А ее вскоре должны судить как ведьму: против нее выдвинули то же обвинение, что и против той королевы, которую Анна уже подвела. Она предала дело, ради которого умер ее отец, Жан Ромбо. А она, отчасти ставшая причиной этой гибели, тоже скоро умрет. Анна будет осуждена за свои видения, за высокомерную уверенность в том, что знает единственно правильный выход. Ведь это она решила, что шестипалую руку следует увести в иной мир, в мир, где старого зла не существует. А зло оказалось повсюду. Девушка вспомнила слова своей матери, произнесенные тем вечером в Монтальчино, когда Бекк умоляла Анну не браться за дело, которое уже погубило ее семью.
«Ты хочешь остановить зло, дочь? Тогда не отправляйся во Францию на его поиски. Оно начинается здесь, у наших Дверей, и распространяется отсюда по всему миру».
А дочери пришлось забраться гораздо дальше Франции, чтобы понять истинность этих слов. И, представив себе мать, которой она больше никогда не увидит, Анна снова заплакала.
Она услышала шаркающие шаги и сквозь пелену слез увидела Гаку.
— Уходи от меня, тетя! — воскликнула Анна. — Я все равно пропала, а тебя побьют за разговоры со мной.
Не без труда старуха согнулась и уселась на землю рядом с Анной.
— Меня они бить не станут, дитя. Они знают, что я так стара, что один удар отправит меня в Поселение Мертвых. — Гака вытащила фляжку и просунула ее между прутьев. Анна жадно выхлебала прохладную воду. — Остальные идут следом за мной, чтобы отвести тебя к старейшинам. Ай-ии! — Она наморщила нос и помахала ладонью перед лицом. — Ты выбрала для отдыха грязный дом, дитя.
Анна вернула старухе опустевшую фляжку.
— Что со мной будет, тетя? Гака вздохнула.
— Дело серьезное. Даже если бы ты кого-то убила, ты бы за это не умерла. Тебе пришлось бы умилостивить семью твоей жертвы — подарками, услугами. У нас соплеменников убивают только за две вещи: за предательство и за колдовство. Обычно для этого общего собрания не нужно. Ведьму обвиняют тайно. И если старейшины сочтут человека виновным, его умерщвляют тоже тайно. Но с тобой все обстоит по-другому.
— По-другому? Почему?
— Обвинение было выдвинуто перед всем племенем, так что тебя нельзя убить тайно: все будут знать причину. И ты не принадлежишь к нашему племени, как бы хорошо ты ни говорила на нашем языке. Некоторые даже говорят, что этот дар — признак твоего колдовства, потому что ни один бледный вор не говорил на нашем языке так хорошо, как ты. Племя видело, как тебя обвинили. И племя хочет видеть, как тебя осудят. Это — и плохо, и хорошо.
Анна наклонилась вперед, так что ее голова уперлась в деревянные прутья.
— Чем?
— Плохо тем, что многие женщины, особенно те, чьи мужья ушли на ту охоту, уже тебя осудили. Это они били тебя тогда. И теперь они хотят участвовать в твоей казни.
— А чем хорошо? — спросила Анна шепотом.
Гака улыбнулась:
— Я смогу там быть.
До них донеслось жужжание голосов — люди приближались, и Гака с трудом встала. Стало различимо пение:
— Хе-а, хе-а, хе-а, хе-а!
Старуха опустила взгляд, просунула в клетку палец и, едва дотянувшись до носа Анны, погладила по нему.
— Надежда остается, Белый Можжевельник. Я — одна из глав Аватерохи, Круга Исцеления. Больных исцеляют наши обряды, силы наших оки. Я многих здесь вылечила, так что они прислушаются ко мне, когда я буду говорить за тебя. Если я смогу показать, что Черный Змей одержим духом, который заставил его оболгать тебя, то я смогу тебя спасти.
— Но он дважды пытался овладеть мною насильно! — Анна поднялась на колени. — Разве этого мало?
— Они скажут, что твое колдовство заставило его вожделеть тебя. Это докажет его правдивость, а не твою, потому что все знают, как Черный Змей любит женщину, которая взяла его, когда он был пленником, чтобы он не умер.
Пение послышалось снова, громче и ближе.
— Хе-а, хе-а, хе-а, хе-а!
Из-за угла дома советов выбежали шесть странных созданий. У них были человеческие тела, разрисованные краской сложным узором. Их пах был едва прикрыт узкой полоской шкуры, спины защищены рваными и истертыми оленьими шкурами. Но у них оказались лица демонов — большие маски из коры можжевельника: клювообразные носы, намалеванные огромные глаза, орущие рты с выкаченным из угла розовым языком. Всю образину наискось перечеркивали глубокие черные борозды. По обе стороны маски на плечи свисали длинные рыжие космы — как показалось Анне, настоящие волосы. В правой руке каждый сжимал погремушку, изготовленную из панциря черепахи.
— Гагоза, — сказала Гака. — Ложные Лица. Охотники на демонов.
Мужчины в масках приблизились, двигаясь почти в ногу и потрясая погремушками. Гака отошла в сторону, а мужчины выстроились в круг и начали плясать вокруг клетки, двигаясь сначала в одну сторону, потом в другую. Сделав три оборота, они остановились, опустив маски. Нарисованные глаза изучающе уставились на пленницу. А потом Ложное Лицо, стоявший ближе всех, ударил по клетке рядом с головой Анны своей погремушкой. Остальные тут же окружили клетку и вытащили колья, которыми это сооружение было прикреплено к земле. Когда был извлечен последний, они отбросили клетку в сторону. Мускулистые разрисованные руки потянулись к девушке, заставили ее встать. Двое крепко ухватили ее за плечи. И Анну поволокли через деревню. Но никто не вышел посмотреть, и открытое пространство перед главными воротами, где должна была бы стоять толпа, оказалось пустым. Там ждали двое — юноши, которых Анна помнила по дому Гаки; оба были ее внуками.
