Уилбур Смит - И плачут ангелы
— Макробиотический продукт! — отозвалась Джанин. — Полезно для здоровья. Помочь тебе?
Они весело, плечом к плечу, готовили ужин, при каждом движении задевая друг друга в тесном камбузе. От Джанин пахло ароматным мылом. Крейгу безумно хотелось уткнуться лицом в пышные блестящие локоны. Пришлось отправиться на поиски еще одной бутылки вина.
Опорожнив в кастрюлю четыре банки различных консервов, он добавил туда картошку и лук и высыпал пару ложек карри. Готовое блюдо Крейг подал с отварным рисом.
— Вкуснятина! — сказала Джанин. — Как это называется?
— Не задавай неприличных вопросов.
— Когда яхта будет готова, куда ты на ней пойдешь?
Крейг достал с полки над головой Джанин карту и лоцию Индийского океана.
— Смотри… — Он ткнул пальцем в точку на карте. — Вот здесь мы бросили якорь в уединенной бухточке на одном из Сейшельских островов. Из иллюминатора видны пальмы и пляжи, покрытые белым как сахар песком. Под нами такая прозрачная вода, что мы словно повисли в воздухе.
Джанин посмотрела в иллюминатор.
— А знаешь, ты прав! Вон пальмы, и я слышу, как играют на гитаре.
После ужина они отодвинули тарелки в сторону и склонились над книгами и картами.
— Куда дальше? Может, на греческие острова?
— Слишком много туристов, — покачала головой Джанин.
— Как насчет Австралии и Большого Барьерного рифа?
— Клево! — Джанин изобразила австралийский акцент. — Чувак, ничего, если я разденусь до трусиков?
— По мне, так можешь и трусики снять.
— Грубиян! — Она легонько шлепнула его по щеке.
От вина ее щеки порозовели, в глазах заблестел огонек. Крейг знал, что теперь она не будет возражать против поцелуя, но внезапно Джанин сказала:
— Роланд назвал тебя мечтателем.
При упоминании этого имени Крейг застыл на месте. В груди похолодело, и он вдруг разозлился на Джанин за то, что она испортила ему настроение. В отместку захотелось сделать ей больно.
— Ты с ним спишь? — спросил Крейг.
Она отшатнулась и посмотрела на него широко раскрытыми глазами, которые внезапно сузились, как у кошки, а кончик носа побелел от ярости.
— Что ты сказал?
Упрямство не позволило ему отступить, и он шагнул в пропасть.
— Я спрашиваю: ты с ним спишь?
— Ты уверен, что хочешь услышать ответ?
-Да.
— Ладно. Да, сплю и тащусь от этого. Еще вопросы есть?
— Нет, — уныло признался Крейг.
— Тогда, будьте любезны, отвезите меня домой.
По дороге в машине царило молчание, изредка нарушаемое отрывистыми указаниями Джанин, куда ехать. Остановившись возле трехэтажного дома, Крейг заметил, что жилой комплекс называется «Бо-Валлон» — так же, как пляж на Сейшельских островах, о котором они мечтали.
— Спасибо, что подвезли, — сказала Джанин, выходя из машины, и зашагала по выложенной плиткой дорожке к дому, потом вдруг повернулась и пошла обратно. — Знаешь, ты словно избалованный ребенок: постоянно сдаешься — вот как вчера, на теннисном корте.
На этот раз она ушла не оборачиваясь.
Вернувшись на яхту, Крейг убрал на полку карты и книги, вымыл посуду, вытер и поставил на место. Где-то вроде бы завалялась бутылка джина, но найти ее не удалось, а вино они все выпили. Крейг сидел в салоне, над головой тихонько шипела газовая лампа, на сердце кошки скребли. Ложиться спать не имело смысла: все равно не уснуть.
Он достал из рюкзака взятую у Джонатана тетрадь в кожаном переплете и открыл ее: записи, сделанные в 1860 году, принадлежали Зуге Баллантайну — прапрадеду Крейга.
Вскоре Крейг забыл свои огорчения: он стоял на палубе парусного корабля, который летел на юг по зеленым волнам Атлантики — навстречу дикому волшебному континенту.
Самсон Кумало замер посреди пыльной дороги, глядя вслед разбитому «лендроверу» Крейга, с ворчанием удаляющемуся по аллее тюльпанных деревьев. Машина миновала старое кладбище и исчезла за поворотом.
Сэм, подхватив сумку, вошел в калитку домика для сотрудников миссии Ками и остановился перед задним крыльцом.
Гидеон Кумало, дед Сэма, сидел на неудобном кухонном стуле с прямой спинкой, опираясь на резную трость с набалдашником в форме змеиной головы. Старик спал на жарком полуденном солнышке.
«Только так я могу согреться», — однажды сказал он внуку.
Волосы деда побелели и стали пушистыми, как вата. Острая редкая бородка слегка подрагивала от тихого похрапывания. Кожа казалась тонкой и хрупкой, как древний пергамент, и приобрела такой же темно-янтарный цвет. Прямые лучи солнца безжалостно высвечивали каждую морщинку.
Стараясь не заслонять деду солнце, Самсон поднялся по ступенькам, поставил сумку в сторонке и сел на низенькую оградку. Он вгляделся в лицо спящего, и его вновь захлестнула сжимающая горло нежность. Чувство, которое Сэм испытывал к деду, выходило далеко за рамки внушаемого всем мальчикам-матабеле уважения к старшим, оно было больше сыновней любви — между дедом и внуком существовала чуть ли не мистическая связь. Почти шестьдесят лет Гидеон Кумало работал заместителем директора школы в миссии Ками: он воспитал тысячи мальчиков и девочек, но ни к кому из них не относился так, как к внуку.
Старик вздрогнул и открыл глаза — молочно-белые и слепые, как у новорожденного щенка, — потом наклонил голову и прислушался. Самсон затаил дыхание и застыл неподвижно, испугавшись, что дед все-таки утратил почти сверхъестественное чувство восприятия. Старик наклонил голову в другую сторону и снова прислушался. Его ноздри слегка раздулись, втягивая воздух.
— Это ты? — спросил Гидеон скрипучим, точно несмазанное колесо, голосом. — Да, это ты, Вундла.
В африканском фольклоре кролик всегда играл значительную роль: чернокожие рабы привезли в Америку сказки о Братце Кролике. Гидеон дал внуку прозвище в честь проворного умного зверька.
— Это ты, мой Маленький Кролик!
— Баба! — выдохнул Самсон, опускаясь на колено перед дедом.
Старик нащупал голову внука и погладил ее.
— Ты всегда со мной, — сказал он. — Всегда живешь в моем сердце.
Горло перехватило, и Самсон не мог вымолвить ни слова. Он взял в руки тонкие, хрупкие ладони деда и прижал их к губам.
— Давай-ка чаю попьем, — пробормотал Гидеон. — Один ты умеешь заваривать его так, как я люблю.
Старик обожал сладкое. Самсон всыпал в его кружку шесть полных ложек коричневого сахара, налил из почерневшего металлического чайника заварку. Гидеон взял кружку обеими руками и, шумно отхлебнув, с улыбкой кивнул.
— А теперь, Маленький Кролик, расскажи мне, что случилось. Я чувствую в тебе какую-то нерешительность, как у человека, который пытается найти потерянную тропу.
