Ефим Лехерзак - Москва-Лондон
— Хм, — презрительно скривился Челлини. — Неужели вы там, на своем безбожном острове, не знаете, что все самые лучшие европейские, арабские, индийские и африканские лекарства изготовляются во Флоренции? Для нашей святой принцессы Марии все они будут изготовлены самым наилучшим образом — это говорю тебе я, Бенвенуто Челлини! Теперь принцесса Елизавета. Я нахожу вашу политику по отношению к ней совершенно правильной и убедительной: сейчас — деньги, украшения, мудрые советы, помощь в некоторых щекотливых положениях, в которых всегда может оказаться молодая женщина. Кстати, иной раз совсем недурно бывает самому позаботиться о возникновении таких… положений… Совсем недурно! Когда же она станет королевой… Ах, знаешь, Томазо, я бы очень не хотел преждевременно убивать принцессу Марию — пусть она живет вечно! Решаем так: ты приезжаешь ко мне, когда я буду совершенно готов. Бенвенуто Челлини сотворит все так, как не сумеет сделать больше никто!
— В этом никто и не сомневается! — заверил великого хвастуна Грешем, хотя и был немало обескуражен финалом беседы с Челлини. — Но когда это произойдет, дорогой Бен?
— Вот этого я и не знаю, сын мой! Но не опоздаю — в этом я уверен. Жди! И молись за мое здоровье…
С тем Грешем и покинул Флоренцию. По бесчисленным делам своей необычайно разросшейся фирмы на этот раз он исколесил почти всю Европу. Длинные обозы с драгоценной мебелью, мрамором, посудой, тканями, цветным и зеркальным стеклом, фарфором, хрусталем, картинами величайших художников и всем другим, что приобретал на континенте Грешем, под охраной вооруженных до зубов молодчиков Джона Говарда медленно, но верно тянулись к портам Франции и Нидерландов, чтобы оттуда на собственных кораблях перебраться в Лондон и украсить новый дом первого купца Англии…
В Венеции он побывал в мастерской у Тициана78, где с великим удивлением узнал, что и он, Томас Грешем, прагматик с ног до головы, может впасть в почти религиозный экстаз, глядя на произведения волшебной кисти этого непостижимого гения! Грешем приобрел у этого вечно юного старца две картины и получил согласие на сотворение еще трех…
А два с половиной года спустя, в начале ноября 1551 года, Томас Грешем получил из Флоренции краткое письмо следующего содержания: «Дорогой Томазо! Великий маэстро Бенвенуто Челлини выполнил свое обещание и сотворил нечто такое, что прославит имя его в веках, а династии Грешемов позволит править английскими и всякими иными королями с их королевами по своему желанию и усмотрению».
Получив такое письмо, он не мешкая отправился во Флоренцию.
Вопреки здравому смыслу, Бенвенуто Челлини был еще жив и даже вполне здоров. Он встретил Грешема с распростертыми объятиями и счастливой улыбкой на устах.
Усадив гостя у камина, он спросил, заговорщически подмигивая и многозначительно подняв указательный палец правой руки кверху:
— Как ты думаешь, Томазо, что сотворил великий маэстро Бенвенуто Челлини для своих спасителей и друзей из любезной ему династии английских купцов Грешемов?
— Дорогой маэстро, проникнуть в ваши гениальные замыслы и их свершения неподвластно даже самому Господу Богу!
— Хотя это и богохульство, но не могу скрыть, что мне оно весьма приятно, потому что справедливо! К сожалению, многие крутят носом, когда я говорю им, что перед ними — гений…
— Это, несомненно, серые посредственности, уверяю вас! — Грешем смотрел на этого большого и хвастливого ребенка с искренней любовью. — Но и столь жалкие людишки устыдились бы своего невежества, узнай они
о ваших великих и непостижимых деяниях. Кстати, Бен, не хотели бы вы рассказать мне о них?
— Ну разумеется, разумеется! Я сам давно уже сгораю от желания рассказать тебе все по порядку. — Он вскочил с кресла и подвез к камину небольшой круглый столик, уставленный чем-то под желтым покрывалом. — Прежде всего я позаботился о прекрасной принцессе Марии, которую полюбил, как родную дочь. Прошу тебя, расскажи ей об этом. Я бы очень хотел, чтобы она была красавицей. Так ли это на самом деле, дорогой Томазо?
— Если бы она сняла свой монашеский наряд, привела в надлежащий вид свою прическу и не позволяла бы улыбке покидать лицо — клянусь вам, Бен, она была бы очень красивой! Вы знаете, ее волшебные глаза, словно выточенные из белоснежного мрамора длинные и совершенные по форме пальцы рук, ее…
— Томазо, мой друг, да ты ведь влюблен в будущую королеву Англии! — воскликнул Челлини. — Только одно существо на свете знает, как это твое чувство сделать взаимным!
— Ах, дорогой Бен, до Всевышнего слишком далеко… — пожал плечами Грешем и невольно вздохнул. — Едва ли мне удастся дойти до него…
— Пока твоим другом является великий маэстро Бенвенуто Челлини, беспокоить Всевышнего нет никакой необходимости! Надеюсь, мой гений сделал уже все, чтобы принцесса Мария пала в твои объятия, сын мой! Однако мы все время уклоняемся от дела, тебе не кажется, дорогой Томазо?
— Я жажду услышать наконец ваш рассказ, Бен!
— Слушай, сын мой, со всем вниманием, на какое только способен, ибо такое ты можешь услышать лишь от Бенвенуто Челлини. Ты говорил, что принцесса Мария — истинная дочь нашей святой церкви. Я подумал, что лучшим подарком для нее будет вот эта Библия, изготовленная руками того, чье искусство превзойти уже невозможно! Посмотри на это чудо и убедись в правдивости моих слов…
Челлини достал из-под бархата небольшого формата книгу и передал ее Грешему. У того перехватило дыхание: он держал в своих руках изящный фолиант, волшебство, словно явившееся из арабских или индийских легенд и сказок!
— А это разве намного хуже? — дошел до его сознания торжествующий голос Челлини.
— О господи! — воскликнул потрясенный Грешем, беря в руки ожерелье совершенно фантастической прелести. — Это чудо ювелирного искусства прославит ваше имя на веки веков, мой великий и несравненный маэстро!
— Это несомненно, Томазо, мой мальчик! — решительно заявил человек, который слишком хорошо знал себе цену и совершенно не был готов умереть от избытка скромности. — Но и это еще не все, а быть может, и не самое для тебя главное. Видишь ли, во время работы над Библией и ожерельем для принцессы Марии мне вдруг пришла в голову совершенно гениальная идея: почему бы будущей королеве Англии заранее не позаботиться о своей роли и положении при папском престоле? Ведь ей придется начать в полной изоляции от всех коронованных особ Европы, и отношение к ней папы римского могло бы сыграть решающую роль сначала в прорыве, а затем и в устранении этой изоляции. И я решил, что было бы прекрасно во всех отношениях от имени принцессы Марии преподнести папе Юлию III достаточно крупную, но отнюдь не разорительную для Грешемов сумму под великолепным и чрезвычайно убедительным предлогом погашения части потерь папской казны в результате разгрома Генрихом VIII английской церкви и монастырей. Поскольку сделать это необходимо было в непроницаемой тайне и из рук в руки, постольку не может возникнуть ни малейших сомнений в том, что деньги осядут в бездонных сундуках
