Геннадий Ананьев - Князь Воротынский
Уволокли опричники на Казенный двор шурина Ивана Васильевича князя Михаилу Темтрюковича (завтра утром его посадят на кол), воеводу Замятию Сабурова, следом – боярина Льва Салтыкова и, не утихомирившись еще, рыскают по Кремлю и Москве, хватая все новые и новые жертвы.
Князь Михаил Воротынский, которому поспешил рассказать обо всем этом брат прямо в бане, не очень-то удивился услышанному. Ухмыльнулся:
– Разве не понятно было, что грядет это? Ждал самовластец лишь повода.
– А мне казалось – одумался. Как после того пожара.
– И я, признаться, долго на это надеялся. Увы, вразумил его Бог лишь на малое время.
– Кроме Бога есть еще и злостники, трон окружившие.
– Так и есть. Прости нам, Господи, кощунство наше, но отвернул ты лицо свое от царя нашего, от России.
– Не ровен час и к нам псиные морды пожалуют.
– Все в руках Господа. Одно тебе скажу: поезжай теперь же домой. Вместе нельзя нам. В сговоре еще обвинят.
– Хорошо, брат. Будь здоров. Да сохранит нас Господь!
– Княгине рассказал все?
– Да.
– Ясно. Поезжай с Богом.
Наскоро ополоснувшись, но не забыв поставить ведро воды и веник на полке для Банника, да приговорить: «Тебе Банник на помывку, а мне на здоровье», – Воротынский поспешил к жене, чтобы успокоить ее, но она уже успела взять себя в руки, и ужин семейный прошел без уныния. Зачем детям знать раньше времени о горе-печали? Да и челяди, прислуживающей за столом, вовсе не стоит видеть истинное настроение своих властелинов. Но зато когда князь и княгиня удалились в опочивальню, отвели они душу в долгой беседе, успокаивая друг друга, определяя линию поведения в самых сложных, не дай Бог, положениях. Княгиня настаивала на одном:
– Покинь Москву. Разве мало тебе дел на царевых украинах? Проведай и свой Новосиль. Пусть и князь Владимир в Стародуб отправится.
– Брату можно. Мне же иная забота. Завтра же попрошу царя, чтоб полки речные сразу после масленицы в Коломне собрать. Поглядеть нужно, что за ратники. Если что не так, подучить да снарядить по-людски можно будет без лишней горячки.
– Не совет мой тебе егозиться. Повремени с Коломной. До масленицы ой как много времени.
– На попятную не пойду, раз задумал так. Да и не позволительно главному воеводе не знать, на что годны полки, данные под его руку. Как я встану, не зная их, супротив Девлетки? А пойти он – непременно пойдет. Не рано, должно быть, не весной, но пойдет. Весть я о том уже получил, теперь вот еще купца жду. К тому же, ладушка моя княгиня, уловки твои ровным счетом ничего не дадут: если самовластец задумает лихо, достанет и в Новосиле, и в другом ином месте. Нам с тобой одно остается: молиться Господу и Пресвятой Богородице, чтоб оберегли нас от деспота.
Так и прокоротали ночь супруги, не успокоив себя и не обретя душевной ровности. Но утром князь Воротынский ни в чем не проявлял своего тревожного настроения. Да разве он один? Все бояре собрались на думу обычным порядком, кланялись друг другу, справлялись о здоровье, делились мелкими бытовыми новостями, словно никто не знал, что всю половину вчерашнего дня и до самой полуночи не затворялись ворота Казенного двора, а кузнецы трудились до седьмого пота. Только один из Шуйских, когда Михаил Воротынский оказался с ним поодаль ото всех, упрекнул князя:
– Поупрямились вы с брательником да дьяк Михайлов, вот теперь расхлебываем. Десница Божья, за недоумь нашу, прости Господи.
Ничего не ответил князь Михаил Воротынский, осознавая вполне справедливость упрека. Но не признаваться же в этом. Опасна сегодня откровенность. Очень опасна. С кем бы то ни было.
Думу царь Иван Васильевич тоже вел привычным порядком, обсуждая с боярами, дьяками и дворянами размер пошлины с ногайских конеторговцев, словно в это самое время не вздрагивала пыточная башня от нечеловеческих воплей пытаемых, будто через час-другой не начнутся жестокие казни, ибо цель их не только умертвить тех, кого наметил царь-деспот, но еще и устрашить тех, очередь которых еще не подошла, чтоб тряслись их души, как заячьи хвостики. Вот и изгалялись весьма знатные на злодейские выдумки мясники-опричники. Все, и царь, и думные, знали о том, что десятки несчастных мучаются на дыбах, истязаются каленым железом и, в конце концов, будут иезуитски умерщвлены, но все делали вид, что мирно и тихо в Кремле, что размер пошлины с ногайских конеторговцев – наиважнейший на сегодня вопрос. Когда дума приговорила пошлину в десять коней с сотни, царь отпустил всех, не дав никому никакого поручения. Тогда князь Воротынский – к нему.
– Челом бью, государь.
– Что стряслось? – пронзил подозрительным взором Михаила Воротынского царь Иван Васильевич.
– Повели Разрядному приказу полки окские раньше срока звать в Коломну. Сразу же после масленицы. Хочу смотр загодя провести, подучить, если что, оружие и доспехи привести в пригодность для доброй сечи.
– Велю. Дерзай. Второго воеводу себе, первых и вторых воевод полков думе представишь. Князя Владимира не трожь. В Ливонию его пошлю.
Отлегло от сердца. Выходит, ни ему, ни брату царь не замышляет лиха. И все же князь Воротынский не передумал ехать в Коломну, хотя мог бы послать того же Логинова, чтобы вместе с воеводой тамошним определить все нужное для раннего сбора рати и расписать, кому какой урок исполнять для этого.
В Разрядном приказе, куда он направился после разговора с царем, встретили государево повеление с хорошо скрываемым неудовольствием: у них все было продумано по сбору войска на конец марта. Месяца до выхода на Оку вполне, как они считали, достаточно, чтобы и смотр провести, и устранить неполадки. А отрабатывать взаимодействие в бою вполне можно и там, на своих летних станах. Да и чем иным там полкам заниматься, если не учебой? Чего князь дурью мучается, ни себе, ни людям спокою не дает? Не выполнить, однако, волю царскую дьяки приказные не могли, оттого заверили, что завтра же разошлют гонцов с царевым повелением всем воеводам.
– А я завтра вместе с дьяком Логиновым еду в Коломну. Распоряжусь, чтоб к сбору рати все изготовили бы.
На следующий день, однако же, он лишь послал гонца в Коломну с письмом к воеводе, чтоб начал тот подготовку к приему полков, самому же князю удалось выехать туда только через неделю. И виной тому стала весть от купца, вернувшегося из Крыма. Он прислал гонца, что имеет важное сообщение, которое может изложить только самолично, и что вслед за посланцем выезжает в Москву сам. Князь Воротынский, получив такую весть, не мог, естественно, покинуть Москву, и нисколько об этом не жалел. Он давно уже ждал этого дня.
Дружинники княжеские встретили купца еще на Десне и привезли его прямехонько во дворец. Сам князь пошел с ним в баню, чтобы прогрел купец бренное тело свое после зябкой дороги. Там и разговор состоялся. Без лишних ушей.
