Уильям Гаррисон Эйнсворт - Заговор королевы
– Проклятие! – прошептал герцог. – Его голова должна была быть ценой моего наместничества. Генрих не осмелится ни на что против матери.
– Что это вы задумались, герцог? – спросила подозрительная Екатерина.
– Я жалею, что наш заговор разрушился.
– Он не совсем еще разрушился, – заметила королева.
– В самом деле?
– Я сама исполню то, на что не осмелился Анжу.
– Вы?
– Потерпев неудачу в попытке подкупить этого неподкупного шотландца, я наняла руку, такую же верную, но менее совестливую. Приготовьте ваших людей, Генрих умрет в эту ночь.
– И вы можете, ваше величество, рассчитывать вполне на этого человека?
– Вполне. Это испанский бродяга, привыкший действовать кинжалом. Ему не понадобится повторять удар.
– Хорошо, – сказал герцог, – а сигнал?
– Будет убийство короля. Слушайте, Невер, я устрою так, что Генрих и Кричтон войдут вместе в овальную комнату. Убийца уже спрятан там и тотчас же бросится на короля. На его крики сбегутся ваши помощники и убьют шотландца. Смерть короля будет приписана ему.
– Это будет сделано.
– А! Вот и де Гальд. Нам надо разойтись.
Узнав о планах своих врагов, Кричтон поспешил возвратиться к Маргарите Валуа, ожидавшей его с нетерпением.
– В овальную комнату, королева, скорей! Скорей! – вскричал он.
– Почему? – спросила Маргарита.
– Жизни Генриха угрожает убийца. Я должен увидеть его и предупредить.
– Генрих уже там, – сказала Маргарита. – Он только что вошел туда с Эклермондой.
– Боже мой! – вскричал Кричтон. – Может быть, уже поздно спасать его.
Тут мы должны вернуться на минуту к принцессе Конде. Отвергнув презрительно предложение короля и желая избавиться от дальнейших преследований, Эклермонда, пока он внимательно слушал стихи Брантома, углубилась в амбразуру и, открыв окно, вышла на балкон. Страшное зрелище представилось ее глазам: среди яркого пламени, освещавшего шумную и грозную толпу людей, висел какой-то черный длинный предмет. Принцесса в ужасе отвернулась. В ту же минуту послышались дикие крики радости. Останки Флорана Кретьена упали в пожирающую огненную стихию.
Эклермонда не слышала более ничего. Она упала без чувств на руки короля и по его приказанию была перенесена в овальную комнату.
Когда Кричтон подошел к дверям этой комнаты, он нашел их запертыми, а поставленные у входа часовые отказались впустить его.
– Идите за мной, – сказала Маргарита, – я покажу вам потайную дверь.
Пройдя поспешно ряд комнат, Маргарита и Кричтон подошли с другой стороны к овальной комнате, и королева Наваррская указала скрытую в стене дверь.
– Ко мне! – вскричал, заслышав шум, Генрих, бежавший и преследуемый в эту минуту кинжалом Каравайя. – Помогите! Убийца!.
– Sangre de Dios! Я промахнулся! – кричал испанец, хватая Генриха за плащ. – Но теперь мой кинжал найдет дорогу к твоему сердцу, тиран!
– Пощади! – вскричал Генрих.
– Умри! – отвечал Каравайя, поднимая кинжал. Но в ту же минуту шпага Кричтона пронзила его грудь, и он упал, обрызгав короля своей кровью.
– Кричтон! – вскричала Эклермонда, пришедшая в себя от криков Генриха.
– Ах! Что я вижу! Король убит?
– Нет, прекрасная кузина, – отвечал Генрих, с трудом освобождая свой плащ из судорожно сжатой руки испанца. – Слава Богу! Я отделался одним страхом. Шевалье Кричтон, откройте двери.
Невозможно описать, каково было всеобщее смятение, когда король вышел в залу, бледный, дрожащий и покрытый кровью. Рядом с ним стоял Кричтон с обнаженной, окровавленной шпагой.
Вдруг раздался голос герцога Неверского:
– Король смертельно ранен, преступник перед вами. Это Кричтон. Убейте его! Разрубите его на куски!
– Стойте, – вскричал король, останавливая движение толпы, – я не ранен. Господа, – продолжал он, обращаясь к страже, – мы приказываем вам арестовать герцога Неверского, которого мы обвиняем в измене и оскорблении нашего величества.
– Вы тоже ответите на эти обвинения, – прибавил он, обращаясь к Екатерине.
– Сейчас же и охотно, сын мой, – отвечала королева. – Вы ошибаетесь. Настоящий изменник стоит с вами рядом. Это Кричтон. Я докажу, что он виновен в тех преступлениях, в которых вы меня обвиняете.
– Козьма Руджиери, подойди сюда! – сказал Кричтон.
Повинуясь этому призыву, астролог вышел из толпы.
– Что ты можешь сказать против меня? – повелительно спросила его Екатерина.
– Что вы замышляли заговор против жизни и короны вашего сына и что герцог Неверский был вашим сообщником, – твердо отвечал Руджиери. – Ваше величество, не угодно ли вам будет взглянуть на этот пергамент?
– Да, это твое собственное обвинение, Руджиери, – сказал король, пробежав глазами поданный ему документ. – Ты также замешан в этом заговоре.
– Я этого не отрицаю, пусть одинаковая казнь постигнет всех, кто вам изменил.
– Руджиери, – сказал Генрих, – ты пойдешь на галеры. Невер потеряет голову. Что же касается вас, – продолжал он, обращаясь к матери, – то мы подумаем о вашей участи.
– Я доволен, – пробормотал Руджиери тоном удовлетворенной мести, – один из этих проклятых Гонзаго падет благодаря мне.
– Уведите его, – приказал Генрих. – Шевалье Кричтон, вы мой спаситель, – прибавил он, обнимая шотландца, – теперь вы будете моим братом.
– Государь!
– Довольно мне играть роль тирана и развратника. Теперь я хочу попытаться стать великодушным монархом. Рука принцессы Конде ваша. А! Что значат эти колебания?
– Государь, большее препятствие, чем то, которое вы уничтожили, разделяет нас, – отвечал Кричтон. – Наши религиозные убеждения различны.
– Ну и что же? – сказал Генрих Наваррский, подошедший к группе. – Маргарита Валуа католичка, а я протестант.
– Прекрасный пример, нечего сказать! – вскричал с громким смехом Шико.
– Есть одна милость, которую вы можете дать, государь, а я могу ее принять, – сказал Кричтон.
– Назовите ее.
– Освободите короля Наваррского.
– Согласен, – произнес Генрих, – но только с условием, чтобы он взял с собой жену.
– Извините, государь, – возразил Бурбон. – Я имею слишком много причин не разлучать ее с шевалье Кричтоном. Кузина Конде, вы будете меня сопровождать. Его величество обещали вам достойный вас конвой.
– Это правда, – сказал Генрих, – но я предпочитаю дать ей мужа, достойного ее.
– Кричтон, – сказала Эклермонда, краснея. – Что если я нарушу мою клятву?
– О! Тогда все препятствия устранены, – отвечал страстным голосом Кричтон. – Я начинаю думать, что и я не такой твердый католик, каким я себя считал, выходя из тюрьмы Кретьена.
