Константин Бадигин - Корсары Ивана Грозного
Шелестя черной шелковой рясой, появился новгородский святитель; вглядываясь в лица царедворцев, он старался угадать, что произошло. Царь Иван едва приподнялся под благословение.
— Всем служить молебны, просить у бога победу, — страшно посмотрев в глаза архиепископу, сказал он. — Чтобы враги наши под ногами нашими были. Без отдыха просите, пока не велю перестать. Пошли, отче, конных людей по монастырям.
— Пошлю, великий государь.
Царь Иван отпустил всех и пожелал видеть дьяка Щелкалова.
— Неужто хан и в сей год к Москве подберется? — спросил он у дьяка. — Оку-то, защитницу нашу, переполз…
— Я верю Воротынскому, великий государь. Он твой верный слуга. Он задержит хана.
Дьяк волновался. Его глаза, сидящие чересчур близко к мясистому носу, покраснели и слезились.
— И я верю ему. Но если хан все равно победит? У него сила больше. Как тогда? Турский за его спиной стоит. В прошлом годе Девлет-Гирей разорил многие города и много людей взял в полон.
— Хан победит сегодня, а завтра мы снова возьмем верх, — старался внушить уверенность дьяк.
— В России голод, мор. Где взять новых воинов? Иди, оставь меня одного.
Снова в царскую голову полезли смутные мысли. «Верю Воротынскому! А можно ли ему верить? Его отец немало лет провел в заточении на Белом озере и там умер. И Михаилка в опале был. За что он нас благодарить должен? Может, он хочет меня колдовством извести либо крымскому хану в руки отдать. Лекарь Бомелий дважды мне про него худое говорил». Царь вспомнил свой разговор с воеводой. «Он клялся победить татар, ежели отменю опричнину. Я сгоряча обещал ему, дал царское слово… Но если он победит татар, пожалуй, и отменю. Да, да, отменю. Я обещал всевышнему. И среди моих ближних слуг завелась измена». В голову снова пришел Афанасий Вяземский. Царь вздохнул. Мысли об измене огненным вихрем кружили ему голову. Он опять заметался по комнате. Молитвы к всевышнему переплетались со страшными проклятьями.
Глава тридцать восьмая. «БОГ ДАРОВАЛ ИМ ХРАБРОСТЬ И ЗАПАМЯТОВАНИЕ СМЕРТИ…»
Хан Девлет-Гирей, чувствуя у себя за спиной грозную силу, побоялся остаться на прежнем месте и снова переправился через Пахру, теперь уже в обратном направлении, и встал неподалеку от лагеря воеводы Воротынского.
К русской крепости подступиться теперь было не так-то легко. В ров, идущий под стенами, из которого брали землю и засыпали плетни, ратники набили острые дубовые колья. Большой полк Воротынского стоял в крепости, остальные полки расположились неподалеку, укрытые в лесу.
В среду 30 июля пушки Гуляй-города снова заговорили. На этот раз дело свершилось большое.
Татарскими войсками предводительствовал сам Дивей-мурза. Среди его воинов находились и ногайцы мурзы Теребердея. Первым бросились на Гуляй-город спешенные ногайцы. Подбадривая себя дикими криками, стреляя на бегу из луков, они разъяренной толпой устремились к стенам. От множества летящих стрел рябило в глазах.
Подпустив врага поближе, пушкари, укрытые за стенами, открыли сильную пальбу. Ошеломленные огневым ударом, потеряв многих убитыми, нападающие остановились. В это время из крепости полетели смертоносные стрелы. Ногайцы стали подбадривать себя криками.
— Алла-а-ла, алла-а! — раздавалось со всех сторон.
Татарские десятники, размахивая саблями, побежали к плетнёвому забору. За ними устремились воины в разноцветных халатах.
В русской крепости ударил большой барабан, призывно заиграли трубы.
Из-за леса на татар вылетел передовой полк на отборных конях. Воевода Андрей Хованский и Дмитрий Хворостинин первыми врубились в толпу противников.
Когда в бой вступило остальное войско Дивей-мурзы, из леса, с разных сторон появились русские полки, сидевшие в засаде.
В самый разгар сражения был убит мурза Теребердей. Ногайцы, не выдержав натиска, смешались и пустились в бегство. За ними в погоню бросился передовой полк. Правый, левый и сторожевой полки устремились на крымские орды. Из крепости через вылазные ворота вырвались на подмогу две сотни суздальцев и молча бросились в самую середину свалки, где бешено рубился сам Дивей-мурза.
До вечера шла жестокая сеча. Много было убитых и раненых с обеих сторон; бой находился в самом разгаре, трудно было сказать, кто победит. И вдруг татары покачнулись и побежали, русские полки погнались за противником.
Снова загремел огромный крепостной барабан воеводы Воротынского, теперь он призывал прекратить преследование. Помчались гонцы с приказом войскам: вернуться в крепость. Михаил Иванович не мог понять, почему отступили татары, и боялся военной хитрости противника. Может, думал он, крымский полководец хочет завлечь русские полки подальше от крепости?
После боя в шатре боярина Воротынского собрались воеводы обсудить сегодняшнее дело. Привели «языка», с окровавленным лицом, связанного, и стали допрашивать.
— Долго ли выстоит Дивей-мурза? — спросил пленника Воротынский.
— Почему спрашиваешь об этом у меня, спроси его самого, он тоже твой пленник.
— Дивей-мурза в плену? — недоверчиво сказал воевода.
Пленный криво усмехнулся.
— Своими глазами видел я, Ахмет, слуга его. Высокий батыр ему руки вязал.
Воевода не поверил. Пленить командующего — великое, почетное дело. Воротынский дал приказ всем воинам провести своих пленников мимо своего шатра.
— Если покажешь Дивей-мурзу — отпущу на волю, — сказал он Ахмету.
— Спасибо, господин, — поклонился татарин. — Я отомщу проклятому мурзе, обидел он меня.
Вскоре пришли первые воины со своими пленниками. Ахмет стоял рядом с воеводами и заглядывал в лицо каждому.
Воин Матвейка Жук из города Каширы привел напоказ пузатого черноволосого турка с бабьим, безбородым лицом. Он был одет простым воином.
Турок обернулся к Воротынскому и пискливым голосом что-то сказал на своем языке.
— Что он балабочит? — с добродушной усмешкой спросил воевода.
— Турок говорит, — перевел Ахмет, — что будто бы он не простой воин, а знатный вельможа турецкого султана и за него заплатят хороший выкуп.
— А зачем он в одежде простого воина?
Турок долго объяснял.
— Он говорит, — перевел Ахмет, — что светлейший султан Селим повелел ему наблюдать, как воюют татарские воины… А потом, когда Девлет-Гирей возьмет Москву, он, паша Магомет, станет наместником султана на Русской земле. На Москве и улицы расписаны. Какому мурзе какая улица.
Воевода Воротынский усмехнулся.
— Ну-ка, ребята, — обернулся он к воинам, собравшимся у шатра, — снимите наместнику портки да всыпьте сотню хороших палок! Пусть запомнит турок, как наместником на Русской земле быть… До смерти не забейте, — добавил он, — чтобы выкуп не пропал.
