Майкл Гир - Люди Волка
— Но как же нам быть с Врагом? — спросил Красный Кремень. — Как вернуть Белую Шкуру?
Ледяной Огонь повернулся к Сломанному Копью:
— Эта женщина… Как ее зовут?
— Пляшущая Лиса.
— Пляшущая Лиса. — Он кивнул, слова Вороньего Ловчего вспомнились ему. — Могущественная женщина, — произнес он как бы себе самому.
— Ты ее знаешь? — недоверчиво спросил Красный Кремень, все еще не остывший от гнева.
— Знаю. Она может нам пригодиться в поисках Белой Шкуры.
— Женщина из Врагов? — возмутился Красный Кремень. — Женщина?
— Она взяла нас в плен, — хмуро напомнил Черный Коготь. — И она командовала своим Народом во время войны. Мужчины слушаются ее, выполняют ее приказы…
— Значит, у нее есть несколько глупых юнцов, которыми она вертит как хочет, которые не в силах…
— Один из этих «глупых юнцов» — Орлиный Клич. Помнишь его? А я помню. Он участвовал в набегах
Вороньего Ловчего. Он не глуп. — Сломанное Копье ждал, что кто-то возразит ему. Но все молчали.
Ледяной Огонь хмуро провел пальцем по подбородку
— Что же нам делать? — спросил Морж. Он до сих пор не мог пережить своего унижения: клеймо человека, упустившего Белую Шкуру, лежало на нем.
Ледяной Огонь обратился к Сломанному Копью:
— Ты сможешь опять найти это место, где вас подстерегли?
— Конечно.
— Рад бы я был забыть его! — хмыкнул Дымок. Ледяной Огонь загадочно улыбнулся, поймав недоуменные взгляды соплеменников.
— Я хочу, чтобы мы пошли туда всем лагерем.
— Всем лагерем? — вне себя закричал Красный Кремень. — Да ты безумец!
— Нет, я не безумец, и Пляшущая Лиса — тоже. Мы пойдем туда все — и впереди пойдут женщины и дети. Красный Кремень вспыхнул:
— Ты с ума сошел! Они же заманят нас в ловушку и перебьют…
— Или ты доверяешь мне, Певец, — с болью в голосе произнес Ледяной Огонь, — или надевай сам этот плащ, а меня изгони из Народа.
Красный Кремень встретил его взгляд — и у него затряслись поджилки.
61
Вороний Ловчий поднимался по склону холма. Под ложечкой у него сосало от голода. На вершине он оглянулся и бросил взгляд на пустую долину. Даже сквозь пар, поднимающийся от гейзера, видно было, как опустел лагерь. Отсюда, с горы, бросались в глаза кольца вытоптанной земли на месте чумов.
Он глубоко вздохнул и опустил на землю тяжелую Шкуру. Оглядел долину, которую только что пересек, и вынул из сумки последние несколько ягод — он с трудом набрал их на засыпанных снегом кустах. Поочередно он, не спеша, разжевал их. Ноги его подкашивались.
С затянутого облаками неба валил снег. Хлопья, рожденные в ледяной груди Ветряной Женщины, падали на землю один за другим. Тонкая бурая линия на востоке обозначала Большую Реку. Где же эта… эта дыра в Леднике? Все ушли на юг — за его глупым братцем.
Ему едва хватало сил на гнев. Выходит, Бегущий-в-Свете удостоился чести сам увести Народ на ту сторону Ледника. Выиграл. Глаза Вороньего Ловчего слезились на ветру. Он все пытался вглядеться в огромную ледяную глыбу, скрытую клубящимся туманом и низкими тучами. Он упустил возможность повести их за собой с Белой Шкурой. Это больно — но не все еще кончено. Сила Шкуры проведет его через эту ужасную дыру. А уж там, по ту сторону Ледника, он станет настоящим вождем.
Он с надеждой глядел на Шкуру: он понимал, что она значит для него в будущем. Он нежно трогал ее, он наслаждался ее тщательно выделанной поверхностью. Какая мягкая! Кто бы ни выделывал ее, это был настоящий мастер. Даже кончиками своих наполовину обмороженных пальцев он чувствовал Силу — как будто током било его от меха.
— С тобой, — говорил он, обращаясь к Шкуре, — я стану величайшим человеком в Народе. Ни у кого не будет больше жен, чем у Вороньего Ловчего. Никто не будет сильнее меня. Никто не осмелится со мной спорить. Ты дашь мне все это, и еще многое другое.
Порыв ледяного ветра обжег его. Он едва удержался на ногах. Желудок его свела судорога от подмороженных ягод. Нагнувшись, он зачерпнул горсть снега и проглотил ее. Когда она с трудом прошла через его горло и проникла в измученный голодом желудок, по коже у него пошли мурашки.
Крякнув, он опять взвалил на плечи тяжелую Шкуру. Она весит как взрослый мужчина… Он медленно двинулся к реке по краю долины. Мускулы его рук и ног напряглись, он сгибался под непосильной ношей. Почему этот четырежды проклятый Мамонтовый Народ не мог найти себе тотема полегче? Он едва взглянул на кости Кричащего Петухом, лежавшие на камнях наполовину утопая в снегу. Череп лежал на боку, его пустые глазницы были забиты снегом. Грызуны объели кости в носовом проходе гнездились личинки мух. На черепе еще болтались остатки кожи, седые пряди блестели на снегу.
Вороний Ловчий вздрогнул: взгляд пустых глазниц странно задел его. Где-то в глубине души он услышал резкий смех: это Кричащий Петухом смеялся над ним.
Он пошел прочь.
Следы людей постепенно заносило снегом, но народу шло столько, что даже слепой различил бы их. Вороний Ловчий кашлянул, сгибаясь под тяжестью Шкуры. Кажется ему или она действительно становится все тяжелее? Сперва, после того как он покинул лагерь Других, он отдыхал всего три или четыре раза в день, а теперь приходилось каждый час садиться на снег и опускать ношу. Ему тяжело дышалось, пустой желудок бурчал. Силы его были на исходе, голод и жажда томили его.
— Но Сила со мной! — напомнил он себе, чувствуя, как жизненная мощь приходит к нему при каждом прикосновении к Шкуре. — Моя Сила!
Он мрачно засмеялся, представив себе выражение лица Бегущего-в-Свете, когда он явится с лагерь со своим необыкновенным даром. Дрожащими пальцами он извлек из дорожного мешка осколок камня, отрезал кусок кожи от мешка и стал жевать его. Пища. Она даст ему силы идти дальше. Все, что ему надо, — добраться до лагеря Народа. А там уж его преимущество будет очевидно! Они угостят его лучшими кусками мяса, положат к его ногам горячую, дымящуюся печень. Они дадут ему самых сочных ягод, протянут ему полный рог отвара из черного мха.
Разжевав кусок кожи, он встал, взвалил свою ношу на плечи и пошел по тропе Народа. Ветер все усиливался, как будто дыхание Ветряной Женщины проносилось по всей земле с далекого севера. Вороний Ловчий остановился и принюхался. Карибу! Он отложил Шкуру в сторону, осторожно опустив ее на чистый снег. Его желудок бурчал от одной мысли о свежем мясе, рот его наполнился слюной от предвкушения.
Он был безоружен, и ему приходилось действовать со всей возможной хитростью и осторожностью. Принюхиваясь к ветру, он петлял, по сторонам у него оставались занесенные снегом морены, на востоке дорога спускалась в широкую долину Большой Реки. За спиной у него лежала в сугробах Белая Шкура. На фоне грязного снега она казалась еще белее.
