Наследие войны - Уилбур Смит
В таком случае смерть Леона Кортни и его семьи может спровоцировать бешеные, панические требования еще большей жестокости и угнетения. Как сказала Макори Шафран, англичане всегда дают отпор. Но даже у них были свои пределы – Индия доказала это, – и точка зрения Де Ланси о том, что белые Кении сыты по горло страхом, была хорошо обоснована. Любой полицейский знал,в какой панике уже пребывали поселенцы. Зверство, подобное тому, которое предлагал Де Ланси, могло просто шокировать их, заставив призвать к прекращению гражданской войны.
И Макори не сомневался, что атака может увенчаться успехом. Это не было идеей, которую Де Ланси состряпал под влиянием момента. Он думал о маршрутах, которые могли бы доставить силы повстанцев в самое сердце Лусимы практически без шансов быть замеченными. Он подумал о вероятной способности людей там защитить себя и о том, что потребуется для их преодоления.
И все же Де Ланси никак не мог предвидеть ни такого момента, ни такой возможности осуществить свои планы.
- "Нет, - подумал Макори, - это всего лишь его мечта отомстить богачам". И все же теперь Кабайя будет тем, кто сделает это реальностью.
Макори прочитал Шафран лекцию о необходимости спасти Де Ланси и положиться на судебную систему, чтобы она пошла своим чередом. Но даже если его люди добьются полной внезапности, шансы на то, что дюжина нападающих одолеет силы, вдвое превосходящие их по численности, были невелики. И предположим, что они выиграют этот бой, Де Ланси вполне может быть убит в перекрестном огне.
Первоначальный план придется отменить. И что теперь?
Макори должен был принять решение, от которого могла зависеть судьба семьи и, возможно, его нации. Потому что в его голове был голос, который сказал: "Пусть это нападение произойдет. Пусть это увенчается успехом. Пусть это вызовет хаос, посадит британцев за стол переговоров и воспользуется тем, что произойдет дальше".
Но это, быстро решил он, был голос дурака. Если Кабайя и другие люди, подобные ему, которые руководили восстанием, когда-нибудь получат хотя бы намек на власть, они никогда не отпустят ее. У них не было ни интереса к демократии, ни заботы о народе. Для них это было просто самое крупное ограбление в их карьере - кража и грабеж целой нации.
Долг Макори как полицейского был ясен, как и его моральный долг перед Шафран Кортни. Он обещал оберегать ее. Она не выказала ему ничего, кроме уважения. Теперь он должен предупредить ее об угрозе, угрожающей ее семье. Если это означало оставить Де Ланси на милость Кабайи, так тому и быть.
Но прежде чем Макори успел сделать предупреждение, достаточно конкретное, чтобы быть полезным, он должен был услышать, каким будет ответ Кабайи.
Командир Мау-Мау не торопился, и когда он заговорил, то обращался не к Де Ланси, а к одному из своих людей, уродливому на вид зверю, который стоял рядом с ним, размахивая большой и страшной пангой.
- Как ты думаешь, брат, нам следует поступить так, как предлагает Нгуо?
- План может сработать ... - сказал зверь.
- ‘Я согласен.
Де Ланси расслабился. Уголки его рта дернулись в зарождающейся ухмылке. Его гамбит окупится.
- Но мы должны нанести удар немедленно, атаковать сегодня ночью, - добавил Кабайя.
Это было лучше, чем Де Ланси смел надеяться.
Макори тем временем обдумывал самый быстрый и безопасный способ для них с Тайгой уйти так же незаметно, как и прибыли.
Он не заметил, как Кабайя бросил взгляд на Гитири, самый простой взгляд, который нес в себе все инструкции, необходимые палачу.
Два быстрых шага, один взмах клинка панги ... И первое, что Макори узнал об этом, был глухой удар, когда голова Де Ланси ударилась о землю, незадолго до того, как остальная часть его горообразного трупа рухнула.
Но даже эта жестокая казнь мало что значила для Макори. Единственными жизнями, которые сейчас имели для него значение, были жизни семьи Кортни.
В тот момент, когда Шафран увидела Макори, Тайгу и Вандо, выходящих из-за деревьев, она поняла, что что-то не так.
- Что случилось? - спросила она Макори. - Вы нашли де Ланси?
Макори кивнул. - Он мертв. Мы должны быстро вернуться к машинам. Я все объясню, когда мы туда доберемся.
Шафран знала, что лучше не задавать лишних вопросов. Макори был главным.
Макори и псевдо привыкли к долгим, тяжелым пробежкам. Они сражались в этих горных лесах почти два года, гоняясь за бандами Мау-Мау часами, даже днями. Шафран соответствовала нормальным стандартам. Она родилась и выросла на высоте, и она подготовила себя к миссии в Южной Африке, но это было гораздо сложнее, чем даже самая сложная сессия на ее самодельном штурмовом курсе. Местность была холмистой, изнуряющей для ног и легких на участках подъема, но не менее сложной на спусках, когда ускоряющиеся конечности могли легко споткнуться, вывернуться или даже сломаться на бесчисленных ямах, корнях деревьев и пятнах влажных скользких листьев под ногами. Всего через десять минут она задыхалась, ее сердце колотилось так, что готово было разорваться, а ноги кричали в знак протеста.
Но Шафран никогда не собиралась останавливаться или просить Макори притормозить. Ее учили терпеть боль. Она знала, что, как бы ни умоляло ее тело сдаться, она найдет в себе силы и выносливость. Кроме того, ее желание продолжать было основано на интуиции, что Макори был испуган. Но что его так напугало, Шафран не знала. И ей было слишком больно, и она так усердно работала, чтобы преодолеть боль, что у нее не было ни умственной, ни физической энергии, чтобы тратить ее на бессмысленные размышления. Она просто бежала.
Вамбуи бежал впереди Шафран, давая ей кого-то, чтобы следовать, и иногда, когда местность позволяла, скользил рядом с ней, чтобы подбодрить. Они были на полпути к поляне, где ждали машины, и две женщины стояли бок о бок, когда Вамбуи сказал: - "Приближается буря".
У Шафран не хватило дыхания ответить, но она кивнула. В мгновенную паузу между возвращением Макори и началом пробежки она увидела, как Вандо смотрит сквозь полог леса, чтобы мельком увидеть небо. Теперь она знала почему.
К тому времени,
