Гарри Тертлдав - По воле Посейдона
«Историку положено вникать в причины явлений», — сказал он себе, но тут же покачал головой. В такие причины он предпочел бы не вникать.
Когда Сиракузы почти скрылись из виду, Менедем снял с весел половину гребцов. Судно скользило от сицилийского берега к италийскому материку. Дельфины выпрыгивали из воды; крачки ныряли в море, причем некоторые — всего в нескольких локтях от «Афродиты». Одна птица вынырнула с рыбой в клюве.
— Твое путешествие домой будет легким, — окликнул Менедем Соклея с кормы. — Нет больше павлинов, за которыми надо следить!
— Я никогда не утешусь в разлуке с ними, — отозвался Соклей.
На этот раз засмеялся не только Менедем, но и половина моряков. Аристид, впередсмотрящий, заметил:
— Бак все еще воняет птичьим пометом.
— Ты прав, — согласился Соклей. — И наверное, пройдет еще какое-то время, прежде чем запах выветрится.
— Хорошо тебе говорить, — мрачно изрек Аристид. — Теперь, когда больше не надо опасаться павлинов, ты можешь пойти на судне куда угодно. А я большую часть времени торчу здесь.
«Можешь пойти куда угодно».
Аристид сказал это с иронией, и именно так Соклей воспринял его слова. Они ведь, ясное дело, не на суше. «Афродита» — небольшое судно: она имела всего сорок пять локтей в длину и едва ли семь локтей в ширину в самом широком месте. С точки зрения того, кто привык гулять по городу или бродить по полям, места для прогулок здесь совсем немного. Однако у моряков куда более скромные понятия о том, что такое «простор».
И, словно бы в подтверждение слов Аристида, Соклей вернулся на ют, очутившись, по масштабам «Афродиты», от вонючего бака так далеко, как далеки были Афины от Родоса.
— Что у нас осталось из товаров, чтобы распродать по пути домой? — спросил Менедем.
— Вино, — ответил Соклей. — Немного благовоний. Мне бы хотелось избавиться от них, если подвернется случай, — было бы стыдно возвращаться на Родос с товаром, который мы вывезли оттуда. И еще у нас есть немного шелка.
Он вздохнул.
Менедем снял руку с рулевого весла, чтобы ткнуть его под ребра.
— Я знаю, о ком ты думаешь. Об этой медноволосой кельтской девушке, с которой ты любился в Таренте.
У Соклея побагровели уши: он и в самом деле сейчас вспомнил о Майбии, облаченной в косский шелк (и, чего уж греха таить, о Майбии, не облаченной в этот шелк).
— Ну и что с того? — грубо спросил он.
— Ничего, все нормально. — Как всегда, когда разговор касался женщин, Менедем начинал говорить отвратительно жизнерадостным тоном. — Я и сам много думаю о красотках.
— Если бы ты хоть изредка думал наперед… — начал Соклей.
— Это уничтожило бы половину веселья и испортило бы все удовольствие! — ответил его двоюродный брат.
— Я смотрю на это по-другому, — пожал плечами Соклей.
— Знаю.
Менедем наклонился к нему и тихо спросил:
— Так сколько же именно серебра мы везем? Во имя богов, только говори тихо, не ори на весь корабль. Лучше не вводить моряков в искушение.
Соклей почти шепотом назвал сумму.
Менедем присвистнул.
— Это даже больше, чем я думал. Почти достаточно для балласта.
— Для судна такого размера? — Соклей серьезно прикинул в уме, потом покачал головой. — Не глупи.
— М-м, наверное, ты прав. — Судя по сосредоточенному выражению лица Менедема, тот тоже занимался такими подсчетами. — Но вот что я тебе скажу: мой отец никак не ожидает, что мы привезем столько серебра. И я ткну ему в нос это серебро, еще как.
— Зачем? — удивился Соклей. — Дядя Филодем будет рад, что ты вернулся домой целым и невредимым, и он обрадуется прибыли. Разве этого недостаточно?
— Клянусь Зевсом, нет! — Голос Менедема дрожал от возбуждения. — Всякий раз с тех пор, как я начал учиться ходить и останавливался, чтобы напрудить на полу, он только и делал, что твердил и твердил о том, какой он великий торговец и как я не оправдываю его надежд. Вот и посмотрим, что он скажет теперь!
— Лично я выхожу в море вовсе не для того, чтобы перещеголять своего отца, — сказал Соклей.
— Ты — тойкарх. Я — капитан, — холодно и твердо ответил Менедем, разом растеряв всю свою горячность. А затем продолжил: — И вообще, у вас все иначе. Дядя Лисистрат не распекает тебя все время, выискивая в сыне недостатки. И вы с ним неплохо ладите, в отличие от нас с отцом. Это не только мое мнение, все так считают.
— Пожалуй, так оно и есть, — признал Соклей. — Мы с отцом действительно неплохо ладим друг с другом.
— Вы так же впору друг другу, как нога и растоптанная сандалия, и ты это знаешь, — заявил Менедем. — Вы двое идеально подходите друг другу. Ты небось и не подозреваешь, как я тебе завидую?
— Мне это даже и в голову не приходило. — Соклей изучал двоюродного брата с жадным любопытством маленького мальчика, увидевшего, как из-под коры внезапно появилась ящерица. — Я считаюсь скрытным человеком, но выясняется, что ты хранил свой секрет годами. Почти целую вечность.
Судя по выражению лица Менедема, тот жалел, что заговорил об этом сейчас.
— И я не особо страдаю, что мне каждый год приходится проводить столько времени вдали от Родоса, — заключил он.
— Да уж вижу, — рассудительно проговорил Соклей.
Он положил руку Менедему на плечо.
— Мы не так уж скоро вернемся назад. В море никогда ничего не происходит быстро. Даже когда мы дрались с римской триерой, время текло медленно, как во сне.
— Только не для меня, — ответил Менедем. — Для меня все случилось очень быстро. Мне нужно было точно уловить момент, когда потянуть за рулевое весло, и это как будто заняло единственное биение сердца. Самый прекрасный звук, который я когда-либо слышал, — это когда корпус нашего судна прошел по веслам этих грязных ублюдков!
— Даже не мечтай, что я буду с тобой спорить, — заявил Соклей. — Этот звук означал, что мы сохраним свою свободу, а что может быть прекрасней? — Он указал вперед. — Вон мыс Левкотера, а мыс Геракла чуть восточней.
— Знаю, мой дорогой. Я уже не раз видел их раньше. — Теперь Менедем говорил ядовито, может, потому что только что приоткрыл Соклею душу и теперь в этом раскаивался. — Однако я не буду немедленно менять курс.
— И правильно сделаешь, — согласился Соклей. — Что доказывает мой постулат: в море никогда ничего не происходит слишком быстро.
Менедем показал брату язык, и они оба рассмеялись.
Легко смеяться, когда остаешься с прибылью, когда плывешь прочь от опасных мест, а не к ним и когда — во всяком случае, так считал Соклей — возвращаешься домой.
* * *— Думаю, на сегодня все, — сказал Менедем, когда «Афродита» встала у пристани в гавани Кротона.
