Николь Галланд - Месть розы
— Прошу, ваше величество, выслушайте меня! — Она говорила с едва заметным, но знакомым акцентом. — Перед собравшимися здесь баронами и рыцарями я молю о справедливости!
Два королевских телохранителя тут же бросились к ней с намерением увести, но Конрад вскинул руку, глядя на ее затылок с таким видом, словно ему казалось, что она не в себе.
— Кто бы ты ни была, встань. Это не подходящее место для женщины бросаться мне в ноги. Встань и изложи свою жалобу.
— Я не встану, пока вы не выслушаете меня!
С этими словами она вцепилась в край золоченого деревянного помоста, как бы для того, чтобы не дать стражникам увести себя.
Конрад бросил нетерпеливый взгляд на Маркуса.
— Заставь ее встать, — приказал Маркус более крупному, сильному стражнику.
Тому ничего не стоило поднять ее, как пушинку. Почувствовав на запястье его тяжелую руку, она вырвалась, развязала шнурки своего плаща и, в ужасе от собственных действий, посмотрела прямо в лицо Конраду.
Плащ соскользнул с ее плеч, вместе с ним и накидка, эффектно открыв всем взорам роскошную гриву блестящих светлых волос. Оказавшись без плаща, она словно бы стала выше ростом. У Жуглет едва не вырвался возглас восхищения: Жанетта постаралась на славу. Она одела Линор в обтягивающую зеленую тунику с глубоким вырезом, а сверкающая золотая застежка, намеренно помещенная слишком низко, мгновенно привлекала внимание к груди, более открытой, чем когда-либо со времен младенчества. Лицо было бледным как раз в меру, и румянец играл в нужных местах. На ней были надеты все драгоценности, полученные от бесчисленных поклонников за последние три года. Выглядела она великолепно.
— Постойте. — Конрад жестом остановил стражей. Он не смог сдержать улыбки: просительница была хороша, и он находил забавным, что она так бесстыдно полагается на этот факт. — Женщина, изложи свою жалобу в одном предложении, а иначе тебя вышвырнут из города.
— Меня изнасиловал и ограбил один из ваших придворных, когда я была одна дома и занималась шитьем, — быстро ответила она.
— Один из моих придворных? — не веря своим ушам, повторил Конрад. — Он сейчас здесь?
— Да, ваше величество, я могу указать на него и доказать, что он подло поступил со мной. До него я была девственницей! Вы известны как правитель, который не допускает, чтобы его люди лишали девушку ее единственного сокровища, и я прошу вас о справедливости.
Конрад задумался. Придворные смотрели на него. Он практически не знал ни одного вельможи, который не воспользовался бы прелестями какой-нибудь красавицы ниже себя по положению. Если уж на то пошло, было что-то очаровательно наивное в том, что она считала свой случай таким уж необычным и заслуживающим внимания. У него мелькнула мысль, не важная ли шишка ее отец — девственницы определенного происхождения могут рассчитывать на королевскую защиту. К тому же, если подойти к ее случаю спустя рукава, Павел, без сомнения, воспользуется шансом и демонстративно выступит в ее защиту, выставив девушку жертвой разнузданной светской власти. Так что стоит хотя бы для виду отнестись к ней со всей серьезностью.
По счастью, именно на этот ход мыслей Конрада и рассчитывала Жуглет.
Его императорское величество сокрушенно покачал головой.
— Обвинение серьезное, к тому же выдвигаешь ты его в высшей степени драматично. Если выяснится, что все это чепуха, то твоя голова будет выставлена на блюде на всеобщее обозрение еще до того, как заседание Ассамблеи начнется. Подойди ко мне.
Она подчинилась, от страха и утомления двигаясь словно на ватных ногах. Какое-то время она молчала, не в силах произнести ни слова. На площади стал подниматься шум.
— Давай, не тяни! — выкрикнула Жуглет. — Есть дела и поважнее…
— Жуглет, так не разговаривают с… — сурово начал Маркус, но его слова были прерваны пронзительным криком.
Подняв взгляд, сенешаль, к своему удивлению, увидел, что девушка указывает на него.
— Вот он, ваше величество! Он самый, преступник! Молю о справедливости, сир!
Все взгляды устремились на Маркуса. Тот, удивленный, но не теряя самообладания, ждал, что будет дальше.
— Сир, — твердо произнес он, — я ни разу в жизни не видел эту даму, готов поклясться.
— Не лги! — с внезапной яростью, залившись краской, воскликнула она. — Ты лишил меня невинности, да к тому же еще и похвалялся этим!
— Ничего подобного я не делал, — с отвращением возразил Маркус.
— И ты обокрал меня, лишив не только невинности, но и драгоценностей.
— Да ты вся увешана драгоценностями, — усмехнулся он и шагнул к ней, на освещенную круглую площадку. — Безумная женщина, о чем ты говоришь? Уведите ее, — приказал он стражнику, но тот прежде вопросительно посмотрел на его величество.
Конрад, захваченный удивительным развитием событий и интуитивно ощущая, что за этим что-то стоит, еще раз поднял руку: не сейчас.
— Сир, если мне будет позволено говорить перед высоким собранием, — громко произнесла Жуглет, также выходя на площадку и становясь рядом с Маркусом, — прикажите увести отсюда эту несчастную и показать ее врачу, чтобы вы могли заняться насущными делами.
Линор воздела трясущуюся руку и опять указала на Маркуса.
— Он украл мое лучшее кольцо с изумрудом и рубинами и расшитый бисером пояс, который я берегла ко дню свадьбы! Это случилось совсем недавно!
Маркус побледнел как полотно. Он настолько опешил, что даже не сразу смог собраться с мыслями. В одно мгновение Жуглет подскочила к Линор и язвительно бросила:
— Глупая женщина, он все утро стоял рядом со мной. Где, по-твоему, этот несчастный пояс? Может, спрятан под одеждой?
С этими словами менестрель с самоуверенным видом задрала тунику сенешаля.
Обнаружился расшитый бисером пояс.
— Что? — произнес изумленный Конрад.
Издав возглас удивления, Жуглет уронила край туники и отпрыгнула от Маркуса, упорно твердя:
— Здесь какая-то ошибка, сир, уверяю вас, ошибка!
Конрад засопел.
— Маркус, подними тунику, — приказал он.
Толпа зашумела и затихла. Маркус, часто дыша, прижал рукой черную ткань, словно пытаясь защититься.
— Сир, я объясню вам наедине, как получилось, что…
— Подними. Свою. Тунику.
У Маркуса сделался такой вид, словно еще чуть-чуть — и он упадет в обморок. Жуглет заботливо протянула руку, чтобы поддержать его. Маркус очень медленно, стараясь подавить медный привкус страха во рту, поднял тунику: под ней, как и прежде, был расшитый бисером женский пояс.
— Господи боже, Маркус, — осуждающе произнес Конрад. — Протяни руку.
