Александр Дюма - Сорок пять
Генрих Наваррский прошелся по своему кабинету.
– Итак, сударь, – сказал он наконец, – вот к чему сводится ответ, который вам поручено было мне передать?
– Так точно, сир.
– И больше ничего?
– Больше ничего.
– В таком случае, – сказал Генрих, – я отказываюсь от того, что предложил мне его величество, король Испании.
– Вы отвергаете руку инфанты! – вскричал испанец. Его ошеломило, словно болью от внезапно полученной раны.
– Честь высока, сударь, – ответил Генрих, поднимая голову, – но я не могу считать, что она выше чести получить в жены дочь Франции.
– Да, но этот первый брак приблизил вас к могиле, сир. Второй же приближает к престолу.
– Я знаю, сударь, что вы сулите мне блистательную, ни с чем не сравнимую удачу, но я не стану покупать ее ценою крови и унижения моих будущих подданных. Как, сударь, я обнажил бы меч против короля Франции, моего зятя, ради испанцев, иноземцев! Как я остановлю победное шествие французского знамени, дабы башни Кастилии и львы Леона завершили то, что ими начато! Как я допущу, чтобы брат убивал брата, приведу иноземцев в свое отечество! Сударь, выслушайте: я просил у моего соседа, короля Испании, помощи против господ де Гизов, смутьянов, стремящихся завладеть моим наследием, но не против герцога Анжуйского, моего зятя, не против короля Генриха Третьего, моего друга, не против моей жены, сестры короля, моего сюзерена. Вы говорите мне, что поможете Гизам, окажете им поддержку? Отлично. Я же брошу против них и против вас всех протестантов Германии и Франции. Король Испанский хочет вновь завладеть ускользающей от него Фландрией? Пусть он поступит так, как его отец, Карл Пятый: пусть он попросит у короля Франции свободного прохода через французские владения и явится во Фландрию требовать, чтобы ему возвратили звание первого гражданина города Гента, – я готов поручиться, что король Генрих Третий пропустит его так же честно, как это сделал в свое время король Франциск Первый.[57] Я домогаюсь французского престола? Так, видимо, считает его католическое величество. Возможно. Но я не нуждаюсь в том, чтобы он помог мне завладеть этим престолом. Если он окажется пустым, я сам возьму его, вопреки даже всем величествам на свете. Прощайте же, сударь, прощайте! Передайте брату моему Филиппу, что я благодарю его за сделанные мне предложения. Но я бы считал себя смертельно обиженным, если бы он, делая мне эти предложения, хоть одно мгновение мог подумать, что я способен буду принять их. Прощайте, сударь!
Посол не мог прийти в себя от изумления. Он пробормотал:
– Остерегитесь, сир, доброе согласие между соседями может быть нарушено одним неосторожным словом.
– Господин посол, – продолжал Генрих, – запомните, что я вам скажу. Быть королем Наварры или вовсе не быть королем для меня одно и то же. Венец мой так невесом, что я даже не замечу, если он упадет с моей головы. Впрочем, если бы до этого дошло, – будьте покойны, – я бы постарался его удержать. Еще раз прощайте, сударь, передайте вашему повелителю, что честолюбие мое домогается большего, чем он мне посулил. Прощайте.
И Беарнец, вновь становясь не самим собою, но тем человеком, которого все в нем видели, после того как на одно мгновение позволил себе поддаться героическому пылу, Беарнец с любезной улыбкой проводил посла до порога.
Глава 18
Король Наваррский раздает милостыню
Шико охвачен был таким изумлением, что, даже когда Генрих остался один, он не подумал вылезти из книжного шкафа.
Беарнец сам поднял занавес и хлопнул его по плечу.
– Ну, как, по-твоему, я вышел из положения, мэтр Шико?
– Замечательно, сир, – ответил все еще ошеломленный Шико. – И правда, можно сказать, что для короля, не часто принимающего послов, вы умеете принимать их как следует.
– А ведь такие послы являются ко мне по вине моего брата Генриха.
– Как так, сир?
– Да! Если бы он не преследовал все время свою бедную сестру, и другим не пришло бы в голову ее преследовать. Неужели ты думаешь, что если бы испанский король не знал о нанесенном королеве Наваррской публичном оскорблении, когда начальник охраны обыскал ее носилки, неужели ты думаешь, что он предложил бы мне дать ей развод?
– Я с радостью вижу, сир, – ответил Шико, – что все подобные попытки останутся тщетными и ничто не сможет нарушить согласия, царящего между вами и королевой.
– Э, друг мой, слишком очевидно, что поссорить нас кое-кому очень выгодно.
– Признаюсь вам, сир, что не так проницателен, как вы думаете.
– Ну, конечно, брат мой Генрих только и мечтает о том, чтобы я развелся с его сестрой.
– Почему же? Растолкуйте мне, в чем дело? Черт побери, я и не думал, что найду такого хорошего учителя.
– Ты знаешь, Шико, что мне позабыли выплатить приданое моей жены.
– Нет, не знал, сир, но подозревал, что это так.
– Что приданое это состояло из трехсот тысяч золотых экю?
– Сумма неплохая.
– И, кроме того, нескольких крепостей, в том числе – Кагора?
– Отличный, черт возьми, город!
– Я же потребовал не свои триста тысяч экю золотом, – как я ни беден, я считаю себя богаче короля Франции, – а Кагор.
– А, вы потребовали Кагор, сир? Помилуй бог, вы правильно сделали, на вашем месте я бы поступил так же.
– Вот потому-то, – сказал Беарнец со своей многозначительной улыбкой, – вот потому-то… теперь понимаешь?
– Нет, черт меня побери!
– Вот потому-то меня и пытаются поссорить с женой так основательно, чтобы я потребовал развода. Нет жены, – понял теперь, Шико, – нет и приданого, нет тем самым и трехсот тысяч экю, нет крепостей, нет – самое главное – Кагора. Это неплохой способ избавиться от необходимости сдержать данное слово, а мой братец Валуа весьма искусно расставляет подобные западни.
– А вам бы очень хотелось заполучить эту крепость, не правда ли, сир? – спросил Шико.
– Конечно, ведь в конце-то концов что представляет собой мое беарнское королевство? Несчастное маленькое княжество, которое жадность моего зятя и тещи до того обкорнала, что связанный с ним королевский титул звучит насмешкой.
– Да, в то время как Кагор в составе этого княжества…
– Кагор стал бы моим крепостным валом, оплотом моих единоверцев.
– Так вот, дорогой сир, плакал ваш Кагор, ибо, разведетесь вы с госпожой Маргаритой или нет, король Франции никогда вам его не передаст, разве что вы взяли бы его сами…
– О, – вскричал Генрих, – да я бы и взял его, если бы он не был так сильно укреплен и мне не была так ненавистна всякая война.
