Александр Дюма - Джузеппе Бальзамо (Записки врача)
— Я вам объясню: потому что меня окружали ловушки.
Она пристально посмотрела на герцога: он невозмутимо выдержал ее взгляд.
— Ловушки? Ах, Боже мой, что вы говорите, графиня!
— Сначала у меня похитили парикмахера.
— Парикмахера?
— Да.
— Что же вы меня об этом не известили? Я послал бы вам — но тише, прошу вас! — я послал бы вам жемчужину, сокровище, которое открыла госпожа д’Эгмон. Он гораздо лучше всех изготовителей париков, всех королевских парикмахеров — это малыш Леонар.
— Леонар! — вскричала графиня Дюбарри.
— Да. Скромный молодой человек, который причесывает Септиманию и которого она прячет от чужих глаз, как Гарпагон свою мошну. Впрочем, вам не на что жаловаться, графиня, вы прекрасно причесаны, восхитительно-красивы, и, странно, рисунок этой башни походит на набросок, который госпожа д’Эгмон попросила сделать вчера Буше и которым она рассчитывала воспользоваться сама, если бы не заболела. Бедная Септимания!
Графиня вздрогнула и посмотрела на герцога еще пристальнее, но герцог по-прежнему был непроницаем и улыбался.
— Извините, графиня, я вас прервал, вы говорили о ловушках?..
— Да. После того как у меня украли парикмахера, похитили также и мое платье — верх совершенства.
— О! Это ужасно! Но вы вполне могли бы обойтись без того платья, так как вы сегодня одеты изумительно. Это китайский атлас, не так ли? С цветами-аппликациями? Так вот, если бы вы в трудную минуту обратились ко мне — а именно так вам следует поступать в дальнейшем, — я послал бы вам платье, которое моя дочь заказала для своего представления ко двору и которое было так похоже на ваше, что я мог бы поклясться, что это то же самое.
Дюбарри схватила герцога за руки: она начала понимать, кто был тот волшебник, который вызволил ее из затруднения.
— Знаете ли вы, герцог, в какой карете я приехала сюда? — спросила она.
— Нет, скорей всего, в вашей собственной.
— Герцог, у меня похитили карету, как похитили платье и парикмахера.
— Значит, вас обложили со всех сторон. Так в какой же карете вы приехали?
— Опишите мне сначала карету госпожи д’Эгмон.
— Ну что ж… Готовясь к этому вечеру, она, как мне кажется, заказала карету, отделанную белым атласом. Но не хватило времени, чтобы изобразить ее герб на дверцах кареты.
— В самом деле? Не правда ли: розу нарисовать гораздо проще, чем герб? Ведь у вас, у Ришелье, как и у д’Эгмонов, такие сложные гербы! Герцог, вы чудный человек.
Она протянула ему надушенные ручки, и герцог припал к ним.
Покрывая руки графини Дюбарри поцелуями, герцог вдруг почувствовал, как она вздрогнула.
— Что случилось? — спросил он, оглядываясь вокруг.
— Герцог… — с потерянным видом пролепетала графиня.
— Что, графиня?
— Кто этот человек вон там, рядом с госпожой де Гемене?
— Офицер в мундире прусской армии?
— Да.
— Темноглазый брюнет с выразительным лицом? Графиня! Это один из высших офицеров, которого прусский король прислал сюда, без сомнения, чтобы приветствовать вас в день вашего представления.
— Не шутите, герцог. Этот человек уже приезжал во Францию около четырех лет назад. Я его знаю, но не смогла его разыскать, хотя искала всюду.
— Вы ошибаетесь, графиня, это граф де Феникс, иностранец, приехавший вчера или позавчера.
— Вы видите, как он глядит на меня, герцог?
— Все присутствующие любуются вами, графиня, вы так прекрасны!
— Он кланяется мне, видите? Кланяется!
— Все будут приветствовать вас, если еще не сделали этого, графиня.
Но до крайности взволнованная графиня не слушала галантного герцога и, не сводя взгляда с человека, который привлек ее внимание, как бы против воли оставила своего собеседника и сделала несколько шагов по направлению к незнакомцу.
Король, не терявший ее из виду, заметил это движение. Он решил, что графиня ищет его общества. Он долго соблюдал приличия, держась от нее на расстоянии, а теперь подошел, чтобы поздравить ее.
Но волнение, охватившее графиню, было слишком сильно, чтобы она могла думать о чем-то другом…
— Сир! Кто этот прусский офицер, стоящий спиной к госпоже де Гемене? — спросила она.
— Тот, что смотрит сейчас на нас?
— Да.
— Крупный, большеголовый мужчина в мундире с воротником, шитым золотом?
— Да, да.
— Это посланец моего прусского кузена… философ, как и тот. Я послал за ним сегодня: хотел, чтобы прусская философия, направив сюда своего представителя, ознаменовала своим присутствием триумф Юбки Третьей.
— А как его зовут, сир?
— Постойте… — король задумался… — А! Вспомнил! Граф Феникс.
— Это он, — прошептала графиня Дюбарри. — Я совершенно уверена, что это он.
Король немного помедлил, ожидая, что графиня задаст ему еще какой-нибудь вопрос. Удостоверившись, что она хранит молчание, он громко объявил:
— Сударыни! Завтра госпожа дофина прибывает в Компьень. Мы встретим ее королевское высочество ровно в полдень. Все представленные ко двору дамы будут принимать участие в путешествии, за исключением тех, кто чувствует себя нездоровыми: поездка будет утомительной, и ее высочество не пожелает стать причиной ухудшения их состояния.
Король произнес эти слова, с неудовольствием глядя на г-на де Шуазёля, г-на Гемене и герцога де Ришелье.
Вокруг короля все испуганно смолкли. Смысл его слов был ясен: это немилость.
— Сир! — произнесла Дюбарри. — Я прошу вас смилостивиться над госпожой д’Эгмон.
— А почему, скажите, пожалуйста?
— Потому что она дочь герцога де Ришелье, а герцог — один из самых верных моих друзей.
— Ришелье?
— У меня есть тому доказательства, сир.
— Я исполню ваше пожелание, графиня, — сказал король.
Маршал пристально следил за графиней и если не услышал, то догадался, о чем только что шла речь. Король подошел к нему и спросил:
— Надеюсь, герцог, графиня д’Эгмон завтра будет чувствовать себя лучше?
— Конечно, сир. Она выздоровеет уже вечером, если этого пожелает ваше величество.
Ришелье поклонился королю, выражая одновременно почтение и благодарность.
Король наклонился к графине и что-то прошептал ей на ухо.
— Сир! — отвечала графиня, склонившись в реверансе и очаровательно улыбаясь. — Я ваша почтительнейшая подданная.
Король попрощался с присутствующими и удалился в свои покои.
Как только король переступил порог залы, взгляд графини, еще более испуганный, чем раньше, вновь обратился к тому необычному человеку, так живо ее заинтересовавшему.
