Понсон дю Террайль - Тайны Парижа. Том 2
— Боже мой! Боже мой! Я больше не увижу ее!
Эти слова, без сомнения, были услышаны, потому что в эту минуту дверь, в которую вышел Иов, снова отворилась. Дама в черной перчатке появилась на пороге, и Арман вскрикнул от удивления и радости.
— Вы! Вы! — проговорил он.
— Я! — сказала она, идя к нему.
В эту минуту это не была уже прежняя насмешливая, неумолимая женщина, взгляд которой блестел, как лезвие кинжала, это не была уже мстительница, исполнявшая свою кровавую миссию и преследовавшая день и ночь, без устали, убийц своего супруга…
Она поразила последнего убийцу Гонтрана де Ласи и снова сделалась только женщиной.
Она подошла к Арману печальная, бледная, дрожащая, взяла его руки в свои и сказала:
— Да, это — я, Арман; я пришла спасти вас.
— Спасти меня! — сказал он.
— Да, — ответила она. — Возьмите этот бумажник и заплатите свой долг человеку, который оскорбил вас.
— А! Вы, значит, знаете?..
— Все.
— Так вы должны знать и то, — сказал он, — что я должен умереть, потому что ношу опозоренное имя.
— Нет, — возразила она, — ваше имя останется чистым, тот человек будет молчать.
— Неужели вы думаете, что мне не будет казаться в то время, когда я буду идти по улице, что первый встречный укажет на меня пальцем?
— Ну, так что же! Мы уедем.
— Уехать!
— Да, — сказала она с волнением, — вы поедете со мной, потому что теперь я свободна: мой долг исполнен, и я могу повиноваться голосу моего сердца, потому что я люблю вас!
Если бы несколько дней назад Арман услыхал это признание, то, может быть, он сошел бы с ума или умер бы от счастья… Но теперь Арман стоял молча, дрожащий, с каплями холодного пота на лбу… Он сделал шаг назад и оттолкнул женщину, которая пришла сказать ему, наконец, что любит его, и которая была готова упасть к его ногам.
— Ах! — проговорил он после нескольких минут молчания, показавшихся ей вечностью. — Вы любите меня, сударыня, так как ваш долг исполнен…
— Да, — проговорила та чуть слышно, покраснев и растерявшись. — Да, я люблю вас.
Но Арман оставался спокоен и холоден.
— Вы любите меня, — продолжал он, — потому что поразили последнего убийцу вашего мужа, не правда ли? О! Я все угадал, сударыня, все понял… Этот убийца, эта последняя жертва, которую вы хотели поразить, — старик, от которого сын только что отрекся и проклял, не так ли, сударыня?
Она опустила голову и пробормотала:
— Он убил моего мужа…
Молодой человек крикнул дрожащим голосом:
— Это был мой отец!
Его слова, взгляд, голос испугали мстительницу. Она упала на колени и, протянув руки, закричала с рыданиями в голосе:
— Прости меня… я люблю тебя… я всю жизнь буду ползать у ног твоих, я буду твоей рабой… я заставлю тебя забыть об этом человеке.
— Это был мой отец, — повторил Арман.
— Ну, так что же! — сказала она с увлечением. — Если ты ненавидишь меня, то я буду избегать тебя, уеду на край света, и ты никогда не увидишь меня и не услышишь обо мне… Но только прости меня!
— Вы заставили меня проклясть моего отца! — глухо прошептал Арман.
Она заглушила рыдания, встала, сделала шаг назад и сказала:
— Прощайте… Арман… прощайте… и так как благодаря мне вы лишились богатства, которое до сих пор считали законным, то позвольте мне исправить мою вину… Я уйду в монастырь и оставлю вам все свое состояние…
Едва она кончила и Арман не успел еще ответить, как вошел Иов.
— Господин Арман, — воскликнул старый солдат, глаза которого в это время сверкали, а сгорбленный стан выпрямился, — Господин Арман, прогоните эту женщину, бросьте ей в лицо ее золото и убейте себя… Она только что убила вашего отца…
Старый солдат открыл обе половинки двери кабинета; затем он указал рукой, и молодой человек ужаснулся, увидев труп своего отца, который Иов положил на пол… Сын полковника почувствовал горесть и бешенство. Он взял бумажник, который Дама в черной перчатке положила на стол, и бросил его к ее ногам.
— Уходите, сударыня, уходите! — крикнул он.
— Нет, нет, — ответила она в исступлении. — Так как ты хочешь умереть, то умрем вместе, и, быть может, ты простишь меня на том свете, если не можешь простить теперь…
И прежде чем молодой человек успел предупредить ее движение, Дама в черной перчатке схватила пистолет, направила его себе в грудь и нажала курок… Раздался выстрел, мстительница упала мертвая.
Не успел Арман взять другой пистолет и последовать ее примеру, как в комнату поспешно вошли два новых лица: лорд Г. и Фульмен.
Фульмен бросилась к Арману и вырвала пистолет из его руки.
— Вашему кредитору уплачено все… — сказала она и прибавила, указывая на труп. — Она расправилась с собою сама и тем избавила меня от преступления, потому что я была там, Арман, я уже давно охраняю вас, и если бы вы застрелились, я убила бы также и ее…
— Фульмен, — прошептал молодой человек печально, — Вы спасли мою честь, да благословит вас Бог… Но вы довершите ваши благодеяния, не правда ли? Вы будете самоотверженны до конца, Фульмен…
— Говорите, — сказала она с волнением, — что я должна сделать.
— Ничего; дайте мне умереть.
— Умереть?
— Да, это необходимо!..
— Вам… умереть? Умереть, когда ваше лицо блещет молодостью, когда будущее в ваших руках!..
— Имя мое обесчещено, будущее мое, Фульмен, — это воспоминание о моем несчастном виновном отце, которому я молю у Бога прощения…
— О! — вскричала Фульмен, и долго сдерживаемые рыдания не дали ей договорить.
Арман взял ее руку, с восторгом поднес ее к своим губам и прошептал. — Боже мой! Как я был неблагодарен и безумен!
Затем обратился к лорду Г. и сказал:
— Простите ли вы меня, милорд?
Благородный сын Альбиона подошел, положил свою руку на плечо молодого человека и сказал ему мягким, серьезным и в то же время печальным голосом:
— Молодой человек, всмотритесь в меня внимательно; я стар и знаю жизнь, а потому позвольте мне дать вам совет. В двадцать шесть лет не умирают от того, что отец преступник, и не считают себя разоренным, не имея лошадей и отеля. Бог, всегда справедливый и милосердный, посылает тем, которые теряют свое благосостояние и честное имя, возможность приобрести вновь честное имя и надежду на будущее довольство. Эта надежда заключается в одном слове — труд!
— Ах! — вскричал молодой человек. — Вы правы, милорд.
Лорд Г. продолжал:
— Вы — сын той рыцарской страны, где эполеты, блещущие на солнце после рассеившегося дыма на поле битвы, ценятся дороже золота, где слово «отечество» заставляет биться все сердца и порождает героев; той страны, наконец, где из каждого трудолюбивого пахаря выходит отличный солдат.