Мишель Зевако - Коррида
– А разве я вам не предсказывал, что в конце концов вы его полюбите?
– Да, это правда, – просто ответила Хуана. – Все, о чем вы говорили, сбылось.
Шевалье весело рассмеялся.
– А теперь, – сказал он, – знаете, что я вам предскажу?
– Что же?
– Что ваш первый ребенок будет мальчик. Девушка взглянула на Чико и покраснела.
– Мальчик, – смеясь, продолжал Пардальян, – которого вы назовете в честь меня Жаном… и который будет выше меня ростом… Он будет здоровый и крепкий.
– Раз вы сказали, значит, так и будет, – серьезно отозвалась Хуана. – Я обещаю назвать его Жаном в вашу честь. Сударь! Уверяю вас: те, кто имел честь познакомиться с вами, никогда не смогут забыть вас.
– Какой вздор! – пробормотал смущенный Пардальян.
Что касается Чико, то он ничего не говорил и ни о чем не думал. Ему казалось, что он грезит. Малыш желал только одного: никогда не просыпаться.
Глава 23
СБЕЖАВШИЙ ИЗ АДА
Когда Хуана вернулась на постоялый двор, первым делом она, разумеется, позвала лекаря. Пардальян был почти уверен, что не ошибся. Однако же он с нетерпением ждал, что скажет по завершении своего осмотра сей ученый муж.
Все оказалось в порядке: шевалье не ошибся. Через неделю раненый будет на ногах. Просто чудо, что он не был убит наповал.
Наконец-то шевалье успокоился. Несмотря на жару, он закутался в свой плащ и потихоньку вышел на улицу, никому ничего не сказав.
– Скоро увидимся, Фауста, – зловеще пробормотал Пардальян и бодро зашагал по направлению к Гвадалквивиру.
После того как солдаты схватили шевалье, а ее люди задержали дона Сезара, Фауста вернулась в свой, роскошный дом на площади Святого Франциска.
Когда Пардальян оказался в руках инквизиции, она постаралась выкинуть его из головы.
Теперь Фауста думала только о доне Сезаре и о том, что она будет делать, когда станет женой сына дона Карлоса.
Может, и не все складывалось так, как она хотела, но, в конечном счете, ей не на что было жаловаться.
Пардальяна больше не существовало. Жиральда находилась в руках дона Альмарана, который был настолько глуп, что позволил ранить себя быку; впрочем, даже раненый, он все равно не выпустит свою добычу. Тореро находился в ее доме, и его сторожили ее слуги.
Фауста была почти уверена, что Эспинозе не найти места, где спрятан принц.
Через несколько дней, когда все успокоится, она перевезет принца в деревенский дом, а там уж сумеет добиться от него желаемого. Потом, когда ее планы осуществятся, она займется поисками своего сына… сына Пардальяна.
Ее тревожило только одно: кажется, Эспиноза догадывается о заговоре, явным главой которого является герцог Кастрана, а тайным – она сама. Следовательно, Эспиноза знает о ее роли в этом деле, однако он ни разу ни о чем не проговорился, хотя Фауста неоднократно пыталась заставить великого инквизитора открыть карты. Но ни одна попытка не увенчалась успехом.
Ее раздражала еще одна вещь. За ней, и она знала это точно, постоянно следили. Для нее такое положение становилось невыносимым. Это в самом деле сильно ее раздражало.
Однажды Фаусте вздумалось прогуляться. Вдруг какой-то офицер узнал ее и остановил. Он не возражал против прогулки, но вежливо сказал, что будет иметь честь сопровождать ее милость принцессу Борджиа. Тут же ее носилки окружил десяток вооруженных всадников. Тогда Фауста спокойно заметила, что ее уже сопровождают трое и этого ей вполне достаточно, на что офицер возразил – опять же очень вежливо, – что это приказ его величества короля Испании, который считает своим долгом защищать гостью от любых неприятностей, столь частых в беспокойном городе Севилье, особенно в последнее время.
Фауста все поняла. Теперь она узница. Впрочем, это ее не очень беспокоило, ибо она знала, что может порвать со своим ужасным союзником – Эспинозой, когда захочет. И все же принцесса нервничала. Она спрашивала себя, каковы намерения великого инквизитора, и не находила ответа.
Поэтому те две недели, которые длилось заключение Пардальяна, она вела себя очень осторожно.
Каждый день Фауста навещала Эспинозу и интересовалась судьбой Пардальяна. Великий инквизитор рассказывал ей о состоянии узника, о том, что с ним делают и что собираются делать еще.
Она серьезно слушала, одобряла или не одобряла, давала советы. Перед уходом Фауста неизменно осведомлялась о здоровье дона Альмарана.
Накануне того дня, когда шевалье вырвал Жиральду из лап Красной Бороды, она по обыкновению нанесла визит великому инквизитору. На ее всегдашний вопрос Эспиноза ответил странным тоном:
– Мучения господина де Пардальяна закончены.
– Должна ли я это понимать так, что он умер? – спросила Фауста.
Не желая больше ничего объяснять, великий инквизитор повторил:
– Его мучения закончены.
Насчет дона Альмарана ей удалось выяснить, что он совершенно поправился и завтра собирается в замок Биб-Альзар, где у него есть какое-то дело.
Фауста улыбнулась. Она-то знала, что за дело было у Красной Бороды в этой крепости. Попрощавшись с Эспинозой, Фауста вернулась домой.
В тот день, спустя примерно час после того, как мы видели удаляющегося Пардальяна, принцесса находилась в маленькой молельне своего загородного дома. Она заканчивала долгую беседу с Тореро.
– Сударыня, – грустно говорил дон Сезар, – вы хотите, чтобы я принял ваши предложения. Вы были так жестоки, что сообщили мне печальную тайну моего рождения. Может быть, было бы лучше, если бы я не знал всей правды! Но теперь это уже неважно: зло совершилось, и поправить ничего нельзя… Однако вам не удалось достичь вашей цели. Зачем вы так упорно настаиваете? Вы хотите видеть меня одержимым честолюбцем. Но я не таков. Я не испытываю нездорового желания властвовать над себе подобными и, – причем теперь более чем когда-либо прежде, – полон решимости не восставать против того, кто был и останется для меня королем… и никем другим. Единственное мое желание, сударыня, – уехать во Францию с моим другом господином де Пардальяном и попытаться там отыскать свое место под солнцем. Я мечтаю окончить свои дни рядом с женой, которую я давно уже для себя выбрал. Она не так прекрасна, как вы, у нее нет ни титулов, ни богатства, но я люблю ее… и этого достаточно. Фауста пришла в ярость.
– О, – воскликнула она, – неужели я всегда буду вынуждена испытывать это жестокое разочарование! Я думаю, что обращаюсь к мужчинам, воинам, борцам, а оказывается, что это всего только женщины… презренные слабые женщины, которые живут только чувством! Почему я сама не родилась мужчиной?!
– Не презирайте человеческие чувства, сударыня. Они частенько помогают нам в жизни.
