Борис Климычев - Корона скифа (сборник)

А только пришли они и увидели, что Васька Пеструху привязал и за ноги и за рога сыромятными ремнями, чтобы не брыкалась, и уже заколоть хотел. Тут у них битва произошла при Порт-Артуре. Васька вместо коровы чуть мужика одного не запорол, однако же повязали мужики бобыля, да и рожу разукрасили, так что не хуже моей стала. Вот с той поры и вижу все сквозь стены. И простое зрение ко мне тоже вернулось. Хотя рожа моя с тех пор — вся в пятнах пребывает, но я из деревни в город переехал по духовной линии пошел. И петь хорошо могу, и молитвы знаю. Так что тебе меня бояться резона нет.

— Да я ничего! Я просто так спросил, — ответил Федька.

На улице совсем потеплело, и как-то раз в землянку заглянула красивая девка в цветастом платке. Федька обрадовался:

— Пожалуй, к нам красавица-девица!

— Деда Василия видеть желаю! — сказала девица, — он мне свистульку обещал.

— Заходи Алена! Свистульку я и слепил и обжог давно да покрасил, так что будешь женихов высвистывать, — сказал Василий, вставая с лежанки, и глаза его стали голубыми, волосы кучерявыми, а пятна на лице стали еле заметными. Федька хоть уже и привык к таким переменам, но все равно удивился, уж больно быстро дед в одну минуту помолодел.

Василий заметил, как Федька воззрился на девку. И сказал:

— Ты не очень-то! Она мне во внуки годится, а тебе в дочери. Ты ее ничему научить не можешь, а я ее учу травы полезные брать, наговоры читать. Она уже может лихорадку убирать, килы заговаривать. Со временем дельная знахарка получится. И всегда у нее кусок хлеба будет, и почет от народа. И петь я ее учу. Не горло драть, а по правилам, как в церквах и театриях поют. И ей все полезно и интересно. Правда, Алена?

— А то? Ты, дед Василий, как солнце тут взошел. Я че тут видела до тебя? Мужики наши да парни только водку пить могут да по матушке разговаривать. А ты мне столько всего показал и рассказал! Дай свистульку-то спробую!

Василий передал ей свистульку, сделанную в виде змейки с зелеными лукавыми глазками. Алена взяла хвостик «змеи» в свои свежие губки, подула и «змея» запела, с соловьиным посвистом и клекотом. И дверь землянки сама собой отворилась, и стая скворцов уселась на рябиновое дерево, что росло недалеко от порога землянки. Федька почувствовал, что воздух стал душистым, как ладан. И глаза Алены стали больше в два раза и голубее. И сквозь сарафан Федька вдруг увидел ту девку голую всю. И груди, с сосками яркими, как пенки в топленом молоке, и лобок, и волоски над ним русые, так мило кудрявившиеся. И Федька вспомнил красоток, которые когда-то целовали его в раю. И он подумал: «Разве то рай был? Вот он рай-то, настоящий!» Федька уже было потянулся руками к Алене, но почувствовал, что руки у него отнимаются, и услышал голос Василия:

— Я тебя упреждал!

— Мало бы что предупреждал. Я вольный казак! Я, может на ней женюсь! — сердито воскликнул Федька, но тут и ноги, и руки у него у него отнялись.

Алена рассмеялась и убежала со свистулькой. А Василий сказал:

— Последний раз упреждаю, полезешь к Алене, у тебя женилка напрочь отпадет!

Федька похолодел. Вот гад-колдун! И сделает! Для себя, видно, девку бережет старый черт, ему ведь никак не меньше шестидесяти. Но лезть к Аленке нельзя. Нет, лучше потерпеть. Маленько пожить еще на легких хлебах, да смотаться куда-нибудь подальше от Василия.

Дни шли. Становилось все теплее. Парни и девки все чаще собирались у околицы. Первыми гулянку начинали гармонисты. Их было трое. У одного была гармонь с желтыми мехами, у другого — с красными, у третьего — с голубыми. Играли они сначала по очереди: один устанет, начинает играть другой. У каждого была своя мелодия. Потом, перемигнувшись, рвали меха одновременно, и округу оглашала залихватская мелодия:

Ты Подгорна, ты Подгорна,

Широкая улица,

По тебе никто не ходит,

Ни петух. Ни курица.

Если курица пойдет,

То петух с ума сойдет!

Девки все были обуты в новые ботинки с высокой шнуровкой, только у одних ботинки были черной кожи, у других — коричневой. И танцорки так долго и часто дробили каблуками, что прибрежная ярко-желтая глина утаптывалась до плотности камня. Это был «пятачок».

Гармонисты враз оборвали мелодию и стали требовать, чтобы каждая девка их поцеловала, иначе им тяжело играть. Девки целовать их отказывались. Парни сказали, что в таком случае они играть больше не будут.

— Шут с ними! — вскричала Алена, — мы и без них обойдемся.

В это время из землянки выглянул дед Василий и окликнул Алену. Она подбежала, разрумянившаяся, ароматная от помад.

— Возьми вот лагушок! Тут квасок на приманной травке настоян. Пусть каждая девка хоть глоток да испробует. Тогда у вас от парней отбоя не будет! Поняла?

Алена приняла лагушок, сама отхлебнула, затем передала посудину девкам:

— Пейте, вкусно!

Девушки быстро опустошили лагушок.

— Теперь айда в хоровод! — позвала Алена. Девчата образовали круг. Каждая девушка была в цветном сарафане, у каждой в косе — лента. Чувствовалось, что заводилой среди девчат была Алена. Она и выдала первую частушку:

Наша Керепеть в лесу,

Девок хвалят за красу,

Все больши и маленьки,

Как цветочки аленьки!

— И-и-х! — взвизгнула Алена, увлекая круг за собой. И хоровод закружился на фоне зеленой травки и прибрежных кустов, как дивный живой венок из пестрых цветов.

Мы не станем брагу пить,

Котора брага пенится,

Мы не станем тех любить,

Которы ерепенятся!

С каждым новым куплетом девчата кружились все быстрее и подпрыгивали все выше.

— И-и-их!

С порога землянки впился взглядом в этот хоровод Василий и шевелил губами, словно что-то жевал. Федька тоже смотрел на этот хоровод, и его мучило сожаление, что он этим девкам — не ровня, его года уже ушли. А ведь такие милушки, такие хорошки! Ну, ничуть не хуже тех райских девок, которых он когда-то лобзал.

— Мы девчонки-керпетянки,

Мы отчаянные в дым!

Если речка на дороге —

Через речку полетим!

— И-и-их!

Сильно раскрутившийся хоровод подпрыгнул и под взорами изумленных парней перелетел на другую сторону реки Керепети. Вот он дробит каблуками уже на другом берегу.

— Запросватали телегу

За дубовый тарантас,

Слезы горькие закапали

У лошади из глаз!

— И-и-их! — хоровод закружился так, что уже и лиц девок было не разобрать, и, разом подпрыгнув, перенесся обратно на тот берег, где стояли, разинув рты, обалдевшие парни. Они кинулись было ухватить девок за руки, остановить, где там! Хоровод снова подпрыгнул и, беспрестанно кружась, перелетел на противоположный берег, причем девки на лету выдали еще частушку: