Три побега из Коринфа (ЛП) - Маковецкий Витольд
— Если бы ты это сделал, ты бы не вышел оттуда живым. И мне было бы наплевать на тебя.
Килон заговорил: — Клеомен, возвращайся на пир, не надо, чтобы тебя увидели с ним.
— А как насчет тебя, Килон?
— Я старый и мне нечего опасаться. Они не посмеют поднять на меня руку.
В этот момент их догнал четвертый человек. Это был Калиас, запыхавшийся, усталый, пыхтящий как кузнечные меха
— Возвращайтесь назад, афиняне, — сказал он, — я сам сопровожу его, чтобы… чтобы…
Калиас остановился на пол-слове, чтобы отдышаться.
— Ты друг Полиникоса?
— Да. Боги наказали меня этой дружбой, в каком-то смысле? Это так и есть.
— Тогда объясни ему, что он не должен оставаться в Коринфе ни минутой дольше. Ты понимаешь?
— Я понимаю? Из-за Хореона! Он выйдет в море через час или около того. Меня зовут Калиас.
— Лучше через полчаса, Калиас.
— Я понял! Так будет лучше, афиняне.
Они расстались. Внезапно Полиникос, которого тащил Калиас, дернулся и остановился
— Зачем мне бежать, что я наделал, скажите мне?
Калиас поднял обе руки к небу: — О боги! — простонал он. — Он все еще спрашивает, зачем. Он разбил кубком голову самому знатному гражданину Коринфа, оскорбил члена совета и брата правителя города и спрашивает, зачем. Разве ты не заметил, дурак, что никто из гостей не посмел сказать ни слова, когда этот негодяй убил своего мальчишку-раба? Никто! Ты понимаешь?! Хотя, убив человека на симпозиуме, он сильно оскорбил и обидел всех пирующих.
— О каком оскорблении может идти речь … Ты видела этого мальчика, Калиас?
— И чего тебе беспокоит этот иноземный раб, дурак, дурак, трижды дурак!
— Не оскорбляйте меня сейчас, Калиас, не называйте меня дураком, мне и так тошно! — Полиникос был очень расстроен. — Ну-ну, а если вы такой мудрый, и все знаете, то скажите, как это из-за меня вы выбрались из этой дыры целым и невредимым. Как?
— А, вот так, драгоценный господин. Когда ты вышел из усадьбы, он уже отдавал приказ слугам Агамена задержать тебя. Но я поймал его за руку. — Не делай этого, Агамен, — сказал я ему. — И Агамен повиновался тебе?
— Я сказал ему, что ты сын архонта и двоюродный брат Поликрата Самосского, ты понимаешь, ты, кузен Поликрата.
— Я?
— Да, ты.
Полиникос был так удивлен, что немного расслабился: — Но это же неправда! — прошептал он.
— Конечно, это неправда. Но Агамен опешил, остановился и позволил тебе уйти живым. Победителя Игр еще можно арестовать, но родственника одного из самых богатых эллинских правителей Агамен не посмел тронуть.
— Хорошо, а если он узнает, что это не правда.
— Конечно, узнает, но прежде чем они опомнятся, от того, чем я заморочил им голову, пройдет полчаса, а может быть и час. Так что сейчас ты должен бежать. Скорее всего, они не знают, где ты живешь, а может, и знают,
Так что у тебя еще есть время. Клянусь всеми богами, мне кажется, я уже слышу шаги преследователей
Некоторое время они прислушивались, но издали до них не доносилось, ни звука. Калиас глубоко вздохнул.
— Да! Я жертвую собой ради тебя, я лгу, спасая тебя, будто я твой отец, а ты возмущаешься, когда я называю тебя дураком. О, справедливость!
— Простите, Калиас. Но что будет, когда окажется, что вы им солгали?
Калиас пожал плечами: — Что будет? Я скажу, что был не прав, что ошибся. Никто не поднимал головы и ничего не слышал, в таком смятении. А у Поликрата действительно есть двоюродный брат, с таким же именем, как и у тебя.
— Да, у Поликрата?
— Да, у Поликрата! У Поликрата есть двоюродный брат Полиникос! Так что здесь легко ошибиться! Не волнуйся! Не волоска не упадет с моей головы. Только я бы не хотел, чтобы нас увидели вместе! Так что, давай иди быстрее, пока есть время. Быстрее! Кто из нас с тобой скоростной бегун? Ты, или я?
— Но почему я должен бежать, как вор в ночи, — огрызнулся Полиникос.
— О боги! Если бы ты был моим сыном... Нет, это было бы вдвойне ужасно! …
— Потому что один из братьев Хореона — правитель Коринфа, а другой — начальник стражи, и у него самого есть двести рабов, кроме охраны и слуг. А еще потому, что никто из этого благородного рода Креонидов никогда и никому не прощал малейших оскорблений, а тем более выбитых зубов, не говори об этом большем. Так что, Полиникос, не расстраивай меня.
Когда Меликл узнал о случившемся, он сразу понял, что им нельзя терять ни минуты. Он немедленно взял на себя инициативу и стал подгонять своих друзей, чтобы они поспешили. Диосс, отошедший от сна, сразу же был отправлен на угол улицы, чтобы предупредить их, если появятся стражники, рулевому было приказано идти на корабль и подготовить его к отплытию, а сам Меликл и Полиникос принялись собирать плащи, одежду и оружие.
Полиникос дрожал всем телом.
— Меликл, — жаловался он, — почему мы должны сегодня бежать после вчерашних торжеств как воры... скажи.
Меликл ничего не ответил, а просто лихорадочно собирал вещи.
— Меликл, разве ты не злишься на меня так же, как Калиас? Меликл!
Меликл обнял его.
— Полиникос, ты сделал все как надо, и я бы на твоем месте, наверное, поступил точно так же. Но я бы не стал спрашивать, почему я должен бежать сейчас. Ты понимаешь?
— Быстрее, быстрее! — призывал Калиас, время от времени, выглядывавший наружу, на улицу.
Из соседней комнаты вышла мать Диосса, и Эвклея, трясущиеся от страха.
Меликл протянул им деньги за ночлег.
— Эти чашки и кувшины тоже ставьте себе на память о нас, хорошо, — произнес он, уходя.
В тот момент Эвклея подняла на Полиникоса свои прекрасные, изумленные и испуганные глаза.
— Вы уходите, господин?! — воскликнула она.
Полиникос уставился на нее. Она еще не отошла от сна, и вышла с растрепанными волосами, ее глаза были полны слез, а рот еле сдерживал дрожь. Полиникосу она показалась такой прекрасной, такой красивой, таким дорогим существом. Внезапно он почувствовал, как у него сжалось горло, и он ничего не может сказать.
